Несчастную женщину искренне трогало, что девочку волнует судьба ее сына. Тем более Дину!

Сушкова-старшая отлично знала: это единственная одноклассница, которая действительно нравилась Игорю. Настолько, что он и от матери этого не скрывал.

Выслушав в очередной раз безрадостный отчет о больном, Дина тяжело вздыхала и разочарованно бросала трубку. Она даже друзьям о своих звонках не рассказывала. Смысла не видела. И так понятно – изменись что, Дина сразу бы сообщила.

В четверг она позвонила чуть раньше обычного и нарвалась на горничную. Мама Игоря находилась в ванной и не смогла подойти к телефону.

Решив, что большой разницы нет, Дина пристала с расспросами к смущенной ее настойчивостью девушке. Потрясенно выслушала. Дрожащей рукой нажала на «отбой» и в панике принялась звонить друзьям.

Объяснять им что-либо по телефону Зимина отказалась наотрез. Зато решительно потребовала, чтобы сию же секунду все ехали к ней, причем несмотря на позднее время – все-таки девять часов вечера.

Дина впервые в жизни не испугалась Лениных криков. Парамонова только что вернулась с тренировки и еще не успела принять душ и переодеться.

А когда настырная Ленка стала особенно напирать, Дина холодно отрезала:

– Обойдешься б-без душа! Н-надо было мыться там же! Во Дворце с-спорта. К-как все н-нормальные люди. А не т-тащить свою г-грязь домой!

Пораженная до глубины души подобным беспрецедентным поведением ближайшей подруги, Лена примчалась первой. Но ничего из бледной, мрачной Дины не вытянула.

Зимина молчала как партизан, и все Ленины старания пропали зря. Пришлось ждать остальных.

Парамонова за эти полчаса едва не скончалась от любопытства!

Наконец собрались все. Дина пошепталась с встревоженной мамой. Потом привела друзей в свою комнату. Плотно прикрыла дверь и сухо бросила:

– С-садитесь. И молчите.

Она отошла к окну и некоторое время всматривалась во вспыхивающие яркими огнями вечерние улицы. Город, к Дининой смутной тревоге, никак не отреагировал на случившееся, продолжая жить по-прежнему. Шуршал шинами машин по асфальту, разноголосо бубнил телевизионными передачами из всех окон, сиял рекламными щитами…

Город не чувствовал, что произошла катастрофа.

Что в одном из домов проснулось древнее зло.

И это пугало.

Дина, глядя в окно, сказала:

– Я б-буду рассказывать. К-как умею. А вы не сбивайте. Слушайте. И д-думайте.

Она помолчала.

– С-сегодня я, как всегда, звонила Сушковым. Только говорила не с матерью…

– А с кем? – перебил Гришка и тут же получил от Лены подзатыльник.

Рука у Парамоновой тяжелая, и бедная Гришкина голова загудела словно колокол. Лапшин ошеломленно потер затылок и покорно пробормотал:

– Молчу-молчу…

– Я г-говорила с горничной, – будто и не слыша, продолжила Дина. – Мать была в ванной. Отец – где-то в городе. Пахан у себя. И она могла говорить откровенно. А поговорить ей хотелось. Очень. Потому что она напугана!

На этот раз Дина молчала долго. Несколько минут. Встревоженные ребята едва сдерживались, чтобы не засыпать подругу вопросами. Только наглядно продемонстрированный суровой Леной крепкий смуглый кулак заставлял их терпеливо ждать продолжения.

Дина протяжно вздохнула.

– Наш Пахан… если это Пахан! Он, н-наверное, с ума с-сошел. Г-горничная – ее Лизой зовут – г-говорит, что он за эту неделю п-переколотил д-дома тьму всякой техники.