Хаврониха усмехнулась презрительно:

– Отобрала у меня Светку? Так я ей замену нашла! – Она взмахнула свободной рукой. Дверь в доме с треском распахнулась, и оттуда черной тучей вылетело воронье, сбило с ног Ксюху, покатило ее, как тряпичную куклу, по двору, каркая, исхлестало ее жесткими крыльями.

Ксюха кричала – и не слышала своего крика.

Черным-черно…

В бездне

«Я умерла…» – пришла тягучая мысль.

«Ну и что… так даже лучше…» – возник равнодушный ответ.

«Отсюда возврата нет! НЕТ! Нет! Нет!» – забилось в голове бесконечным рикошетом.

«Почему я чувствую?» – недоумение.

Я?

Чувствую?

Кто это – Я?

Нет меня. Нет ничего. Ни света, ни тени, ни дня, ни ночи. Ни тела, ни движения…

Ксюхе мучительно захотелось моргнуть. Не получилось.

Беззвучие.

Голоса тоже нет. И быть не может, если нет тела.

Но тогда что же есть?

Чувство? Мысль?

Вот оно как – после смерти…

Но как же так? Разве это возможно? Да и за что ее, такую хорошую, совсем еще молодую, взяли и бросили в черную бездну?

Бездну, из которой нет возврата…

Выходит, все люди сюда попадают. И может быть, рядом есть кто-то?

Но как с ними связаться?

Силой мысли?

Стоп, стоп, стоп!

А как же баба Люба?

Она же ведь тоже умерла. Как же у нее это получается – приходить к людям, помогать им, общаться? У нее что, есть какие-то привилегии?

«Ах, баба Люба, баба Люба, где же ты? Если можешь, найди меня, помоги мне еще разок! Я не хочу здесь быть! Это не мое место! В чем моя вина? Я ведь только хотела всем помочь, хотела спасти…» Ксюха отчетливо представила освещенный одинокой лампочкой двор, безвольно волочащееся тело Наташи, ухмылку Хавронихи, черноту и хлопанье множества жестких крыльев.

Живой огонек возник ниоткуда, затрепетал, приблизился.

Ксюха моргнула.

«Это что? Я вижу?» – она разволновалась, потянулась вперед. Огонек разгонял черноту, разрастался светлым облаком.

И вот Ксюха уже смогла разглядеть руку, держащую лампадку, и лицо, выступившее из мрака.

– Баба Люба! – крикнула она во весь голос.

– Ах, Ксения, Ксения, – старушка покачала головой, сокрушаясь, – как же ты неосторожна!

– Я хотела как лучше, – смутилась Ксюха, – я ведь все правильно сделала. И к Игнату сходила, и Наташе помогла, и…

– Не велела ли я тебе причаститься? – спросила баба Люба.

– Кажется, – не очень уверенно ответила Ксюха. – Не помню…

– Когда кажется, креститься надо, – посоветовала баба Люба, – а теперь на-ка вот.

И вовсе не лампадка в руке ее горела, а светилась маленькая чашка. Свет от нее шел живой, теплый. Баба Люба поднесла чашку к Ксюхиным губам, наклонила ее, Ксюха послушно отпила, ощутила на языке сладкую терпкость, проглотила и…

Всего лишь сон?

– Ксюша, Ксюшенька, детка! – запричитала бабушка.

«Дежавю?» – подумала Ксюха, пытаясь сфокусировать взгляд.

Она лежала на своей кровати. В ногах стояли ее родители с удивленными лицами.

– Вы что, меня хороните? – с трудом шевеля губами, спросила Ксюха.

– Очнулась, детка, очнулась! – воскликнула бабушка.

– Дочь, ну ты и дрыхнуть горазда! – рассмеялся отец.