С трех сторон клыкастые камни, сзади обрыв. Пусть сунутся!..

Ярро бросился было к нему, но сорвался с камня и закружился, бессильно поскуливая. Неудача!..

Герро, подавляя злобный рык, усмиряя сорванное дыхание, сел, отвернув острую морду, но сторожа косым взглядом каждое движение сухих точеных ног оленя. Этот рогач умеет только быстро бегать. Сам себя загнал на обрыв и конечно радуется: спасен!

Герро лег, вытянулся. Волки умеют ждать. Они будут караулить сколько понадобится. Лежать, сидеть в снегу – ждать! Надолго ли хватит сил у оленя? Терпения у волков больше.

Ярро понял отца и радостно прищурился.

Конечно, есть хочется… Но пройдет немного времени, и он, уворачиваясь от бешено машущих в последних судорогах копыт – одного удара их достаточно, чтобы пробить грудь волка! – намертво прижмет оленя к земле, вцепившись в его шею, ощущая колючий, жесткий запах его шерсти, упругость кожи, вкус распаленной страхом крови…

Человек сорвал с плеча ружье и, почти не целясь, выстрелил.

Ярро растерялся. Почему упал олень? Почему зимой гремит гром?

Тем временем Герро, который вначале тоже остолбенел, удивляясь падению оленя, вдруг повернулся и длинными прыжками, словно усталости и не бывало, понесся к ельнику.

Опытный волк знал, что означает гром среди зимы. К тому же этот гром один раз не бьет… Да, волчья добыча стала добычей человека, но с этим придется смириться. Пока возможно, надо позаботиться о себе и стае, которая не должна остаться без вожака.

Он бежал со всех ног, не оглядываясь на Ярро: волк должен следовать за вожаком, если хочет остаться жив.

И действительно, первым порывом Ярро было броситься за отцом. Но уже через миг лапы сами понесли его к обрыву.

Гром… падение оленя… непонятное поведение всегда храброго Герро… И что-то, наверное ненависть, которую Ярро берег в себе и которой гордился, подсказала ему: там человек!

Я с горечью посмотрел на нее, а она отвела свои зеленые глаза.

Вот же шустрая какая ведьмина внучка! Зря ее бабка укоряла да бранила! Гатика везде поспела! Не удалось ей протащить ребят под веткой и в зверей превратить, так она их заставила мою одежду спрятать.

Хотя разве Гатика виновата? Никто никого на самом деле не заставлял. Эта компания сама по себе решила мне напакостить. Такая уж эта публика пакостная…

Да какая разница, кто виноват? Главное, что одежды моей больше нет, а значит, а не могу вернуться в человеческий облик. Зерцало-мерцало, даром что кривое, показало мне мою горькую судьбину с необычайной прямотой!

– Ну, понял теперь, что назад тебе пути нет? – послышался голос карги. – Нагляделся на дружков своих? Тяжко было? Понятно! Больно уж зло над тобой подшутили, да? Ну, чтоб тебе неохота стало их вспоминать, чтоб не тосковать о прошлом, глотни-ка забудущего зелья!

Она взяла позеленелый медный черпак, валявшийся на грязном земляном полу пещеры, и щедро зачерпнула из котла, который продолжал булькать, распространяя вокруг себя мерзкое зловоние.

Красная, как рак, вареная лягушка с пронзительным кваканьем выскочила из черпака и плюхнулась обратно в котел, взметнув множество брызг.

– А, волчьи ягоды и корни мандрагоры! – зло прорычала карга.

Я вспомнил, что уже слышал это выражение. Видимо, это было какое-то специальное ведьминское ругательство.

– Не готово! – ярилась сова. – Надо еще покипеть. Мало терпкости, и вообще… Вот как лягухи до мягкости разварятся – тогда и выпьешь.

Стоило представить, что придется пить какую-то вонючую жижу, в которой будут плавать разваренные до мягкости лягухи – да и еще невесть что туда «для терпкости» намешано! – как меня едва не вырвало.