|
Лампы она сначала не трогала, но потом дошла очередь и до них: она била их одну за другой, и они гасли, рассыпая напоследок снопы искр. Комната постепенно погрузилась в сумерки, а потом в полную темноту. В гостиной остался лишь один источник света — плоское белое светящееся пятно телевизионного экрана.
Наступила тишина. Нэнси неподвижно стояла возле большого кресла в своей разорванной пижаме, а тишина все длилась, пока Джордж Келл наконец не произнес: — В конце девятого иннинга счет равный, подает Детройт. Если они… Райан выключил звук. Он сидел, освещенный голубоватым сиянием экрана. Позади него Эл Кэлайни безмолвно взвешивал в руках две биты. — Ну как, все разбила? — спросил Райан. — Кажется, да, — кивнула Нэнси. — Присела бы тогда, отдохнула. — Джеки… — Слушай, вот этого не надо, ладно? Не говори больше ничего. А то придется врезать тебе хорошенько, чтобы ты замолчала, а мне бы этого не хотелось. Когда Эл Кэлайни занял место отбивающего игрока, коснулся концом биты основной базы и притоптал землю своими кроссовками, они услышали доносящийся издалека, со стороны Прибрежного шоссе, слабый звук полицейской сирены. — Сядь и не дергайся, — сказал Райан. — Думать больше не о чем. Нэнси медленно опустилась в кресло, свернулась калачиком, перегнулась через подлокотник и положила лицо на руку. Она смотрела на плавательный бассейн, на лужайку, на оранжевый фонарь, пронзающий ночное небо ярким, почти солнечным лучом, а свободной рукой, сама того не заметив, откинула с лица волосы и стала наматывать на палец непокорную прядь. |
