Иногда игра становится жестокой. Никто не рискнет давить на других, если у самого рыльце в пушку. Нельзя иметь абсолютно никаких скелетов в шкафу, никаких тайных пороков. Ведь если твой голос важен, а цена высока, посредник досконально проверил тебя еще до того, как предложил выпить. Если два года назад ты подкупил клерка дорожной службы, чтобы он похоронил протокол дорожного патруля о том, что тебя задержали за вождение в пьяном виде, посредник может вдруг положить перед тобой фотографию повестки, которую ты считал сожженной. Если такое случилось, тебе конец. Твоя цена падает до нуля, и ты больше не нейтральный делегат.

Есть несколько других вариантов: подстроенная авария; мешки из пергамина, которые горничная нашла в твоем номере; арест на улице псевдокопами по обвинению в изнасиловании девочки-подростка, которой ты в глаза не видел.

Иногда можно наткнуться на нечто поистине стильное, например, вот такое. В понедельник, в первый день съезда, ты, честолюбивый молодой юрист из Сент-Луиса без скелетов в шкафу и тайных пороков, сидишь себе у бассейна в «Плейбой-плаза», напитываешься солнышком и джин-тоником, когда вдруг тебя окликают по имени. Подняв взгляд, ты видишь улыбающегося пухловатого парня лет тридцати пяти, который идет к тебе, протягивая для пожатия руку.

– Привет, Вирджил, – говорит он. – Я Дж. Д. Скуэйн. Я работаю на сенатора Бильбо, и нам бы очень хотелось рассчитывать на твой голос. Как насчет него?

Ты улыбаешься, но молчишь, ждешь, что еще скажет Скуэйн: ему же надо как-то спросить про твою цену.

Но Скуэйн смотрит на море, щурится на что-то у горизонта, потом вдруг поворачивается и начинает очень быстро трепать про то, как ему всегда хотелось быть навигатором на Миссури, но вмешалась политика…

– А теперь нам надо добыть эти последние несколько голосов, черт побери!

Ты снова улыбаешься, тебе невтерпеж, когда же он перейдет к делу. Но Скуэйн вдруг окликает кого-то по ту сторону бассейна, а тебе говорит:

– Слушай, Вирджил, мне правда чертовски жаль, но надо бежать. Вон тот парень должен мне перегнать новый «Дженсен интерсептер». – С усмешкой он протягивает тебе руку, а потом: – Слушай, может, попозже поговорим? Ты в каком номере?

– В девятнадцать ноль девять. Он кивает.

– Как насчет обеда в семь? Ты свободен?

– Конечно.

– Чудесно. Можем прокатиться на моем «Дженсене» до Палм-Бич. Мой любимый городишко.

– И мой тоже. Я много про него слышал. Он кивает.

– Я провел там несколько дней в конце прошлого февраля. Основательно поистратились, штук двадцать пять спустили.

Господи! «Дженсен интерсептер», двадцать пять тысяч долларов! Скуэйн явно крут.

– Увидимся в семь. – Он поворачивается уходить.

В дверь стучат в две минуты восьмого, но вместо Скуэйна на пороге красавица с серебристыми волосами, которая говорит что Дж. Д. послал ее за тобой.

– У него деловой обед с сенатором, он подъедет к нам позднее в «Краб-хаус».

– Замечательно, замечательно… Выпьем? Она кивает.

– Конечно, но не здесь. Поедем в Северный Майами и захватим мою подругу. Но давай покурим на дорожку.

– Господи! Да это сигара!

– Ага! – смеется она. – И от нее мы оба чуток забалдеем!

* * *

Несколько часов спустя, половина пятого утра. Мокрый до нитки, ты впадаешь в вестибюль, молишь о помощи: ни бумажника, ни денег, ни документов.