Я никогда не воспринимал всерьез его увлечение неопалимой купиной и до сих пор задаюсь вопросом, а насколько серьезно воспринимал себя он сам… Эти сомнения зачастую мучат меня подолгу, и вроде бы на подходе очередной их приступ. Кастрировать бы полоумного ворюгу! Кляузник! Псих-богохульник! Он был безобразным и скользким и по сей день должен мне тысячи долларов!

Не было в нем истины, черт бы его побрал! На землю его послали с одной лишь целью: чтобы гадил в любое гнездо, в какое проберется обманом, но сперва пусть ограбит его обитателей, а младенчиков продаст арабам. Если вероломный онанист когда-нибудь восстанет из мертвых, то еще пожалеет, что у нас не хватило здравого смысла распять его на промерзшем телефонном столбе в подарок на тридцать третий день рождения.

НЕ ВОСКРЕСАЙ, ОСКАР! Оставайся, где ты есть, где бы ты ни был! Для тебя больше нет места. Особенно после всей слезливой ерунды, которую я про тебя написал. А кроме того, у нас теперь есть Вернер Эрхард. Поэтому ЗАРОЙСЯ ПОГЛУБЖЕ, сволочь, и весь свой ядовитый жир забери с собой!

Cazart! Как вам такая сомнительная филиппика?

Ладно, проехали. Нет больше времени для вопросов, и для ответов тоже. И вообще они мне никогда не давались.

Первым делом перебьем всех законников.

Уильям Шекспир. Король Генрих VI

Ну… такая уж вышла филиппика. Никто не смеялся, когда Большой Билл брался за перо. Когда доходило до законников, он не миндальничал.

Да и я на данный момент миндальничать не склонен. Последняя вспышка была, наверное, излишней, ну да какого черта. Пусть пьют прочистку для труб «Драно», если шуток не понимают. Мне надоело во всем этом копаться.

Текст, начавшийся как краткая и стильная эпитафия моему якобы бывшему трехсотфутовому адвокату-самоанцу, давно уже отбился от рук. Даже Оскару не понравился бы некролог без конца, во всяком случае, пока его не объявили бы юридически покойным, а на это потребуется еще четыре года.

До тех пор – и, вероятно, еще долго – ручьи слухов не пересохнут благодаря обилию бюллетеней, предостережений и прочих дурацких сплетен о том, как недавно видели Бурого Бизона. Как минимум один раз его засекут за покупкой девятилетних девочек из клеток на белом невольничьем рынке в Калькутте, а еще – в Хьюстоне за стойкой бара в заведении на Саут-Мейн, когда-то называвшемся «Голубая лиса». Или, может, снова на пути в Бимини. Вот он, Бурый Бизон, гордо стоит на задних ногах в кабине пятидесятифутовой «сигареты» с серебристым «узи» в одной руке и двумя квартами герыча в другой, вечно гонит на девяноста милях без огней и во все кровоточащее горло вопит хрень из Ветхого Завета…

Может статься, однажды безлунной ночью, когда павлины визжат в течке, он даже объявится внезапно у меня на веранде в Вуди-Крик. Но как раз этому призраку в моем доме всегда рады, пусть даже он накачан кислотой, а на шее у него ожерелье из личинок.

Оскар был одним из прототипов самого Господа Бога: вздрюченный, наадреналиненный мутант, не предназначенный для массового производства. Он был слишком странен для жизни и слишком редок для смерти. И, по-моему, большего в данный момент о нем и не скажешь. Какое-то время большим искушением было позвонить бедолаге Дрейку в Кокосовую рощу и покопаться в той безумной байке про Оскара и битву в заливе Бискейн, которая закончилась по меньшей мере одним убийством и полным уничтожением скоростной яхты за сорок восемь косарей, но, думаю, сейчас мне это ни к чему.

И не только мне. Впрочем, и Оскар Зета Акоста никому не нужен.