Вспоминая, как загнанно дышала Дана в моих руках, как закидывала голову, закрывала глаза, как умоляюще тянулась губами к моему рту, — я горделиво улыбался: нет, такую страсть невозможно подделать, такое чувство невозможно изобразить. Леди Ди действительно влюбилась в меня — когда я уже потерял надежду завоевать ее.

Моя хитроумная тактика сработала: сначала нежность, потом охлаждение… Легкие уколы ревности, демонстративная холодность… Она поняла: еще немного — и она потеряет меня. Только после этого она решилась. А чтобы вернее скрепить бессловесный договор двух воспаленных тел, предложила мне новую деловую комбинацию. Умоляла, чтобы я согласился! Загнанно дыша, металась подо мной, с силой вжимаясь в грудь, обхватывая меня руками, точно стараясь вмять в свое тело. Даже потом, после сладострастных корчей, все еще не желала отпускать, припадая к моей груди.

А потом, провожая меня, стояла, прислонившись к дверному косяку, и лицо у нее было такое… такое… Что мне вдруг захотелось остаться с ней до утра. И не расставаться долго–долго, всю жизнь!

Но я ушел — во–первых, затем, чтобы не показывать ей, насколько от нее завишу, во–вторых — чтобы в одиночестве обдумать происшедшее, в–третьих — чтобы немедленно приступить к выполнению нашего совместного плана. Ее плана.

Но одиночества у меня не получилось.

Едва я, стараясь не шуметь, прокрался в дверь, из комнаты выскользнула встревоженная тень.

— Почему так поздно? — Повисла на шее, сцепив руки. — Я ждала тебя, ждала… Мы должны были ехать к моему отцу, неужели ты забыл?

— Пришлось встречать в аэропорту начальника, самолет задержался, — легко соврал я, расцепляя кольцо ее рук.

— Отец звонил, спрашивал про тебя! Мне пришлось соврать, что у тебя что–то с машиной. Он возмутился. Сказал что–то про безалаберность. А еще добавил, что мы с тобой одного поля ягоды…

Вот еще, будет он мне читать нотации!

— Ладно, я сам позвоню ему, извинюсь, все объясню. Потом… А сейчас иди–ка ты спать!

— Я звонила тебе раз сто, но твой телефон не отвечал! Я так волновалась! — Лена обиженно надула губы, и без того слишком пухлые.

— В аэропорту, милая, сотовые телефоны не работают — чтобы не падали самолеты, — соврал я.

Она, как ни странно, поверила.

— В следующий раз я не отпущу тебя одного!

— Ага. Обязательно…

Вечно она цепляется! И какая настырная! Постоянно требует отчета — где был, с кем, зачем! Нет, это невыносимо!

Я затих на кухне в темноте, выжидая, пока диванный скрип в комнате и сладкое позевывание не сменятся размеренным сопением.

Как меня бесит, когда она пытается контролировать каждую минуту, проведенную мной вне дома. Вчера ревниво выспрашивала, с кем я работаю, кто мои подчиненные. Услыхав про Лилееву, что–то заподозрила и потребовала избавиться от нее. Нет, она решительно обнаглела!

Я открыл холодильник — пусто и грязно.

И хозяйка из нее никакая! Никогда не позаботится оставить мне хотя бы кусочек! И хотя есть мне совершенно не хотелось, внутри зарождался праведный гнев. Ну ничего, я ей покажу…

Прокравшись в комнату, я юркнул в постель. Места мне досталось совсем немного — из–за ее привычки спать, поджав колени, вследствие чего я вынужден ютиться на краю собственной постели! Ну ладно, скоро все будет по–другому… А свадебное платье я оставлю ей в утешение. Пусть выйдет замуж за кого–нибудь другого!

Что касается ее отца… Если даже дело вскроется, вина падет на его обожаемую доченьку. Акции в бездокументарной форме, вместо подписи — факсимиле, круглая печать его фирмы уже заказана… Бедная девочка и не догадается, что ее отец враз обеднеет на несколько миллионов — правда, на время, конечно, лишь до момента голосования на собрании акционеров.