Интеллектуальный калибр

Американцы, судя по их мемуарам, были поражены, «как плохо Горбачев знал и понимал рыночную экономику. Например, он утверждал, что на Западе много коллективной собственности — например, корпораций. У Горбачева было очень туманное представление, а временами абсолютно неверное представление о капиталистической экономике»¹⁶. Невероятные суждения Горбачева периодически ставили в тупик его американских собеседников.

Американцев удивляло отношение Горбачева к критической прессе. Мэтлок. Главный редактор «Огонька» Коротич «постепенно понял, что Горбачев поднимает голос для проформы — чтобы сказать Лигачеву, Язову и Крючкову, что критиканы поставлены на место, но при этом вовсе не ожидает изменения критического тона»¹⁷.

В донесениях в Вашингтон американское посольство в Москве стремилось дать Горбачеву объективную оценку. «Нет сомнений в том, что Горбачев любит власть. Бесспорно и то, что он трепещет от одной мысли о возможности ее потери. Несомненно, что он очень чувствителен к критике и рассматривает даже весьма дружественную критику как измену»¹⁸.

Признанный проницательный наблюдатель — государственный секретарь Джордж Шульц говорил о Горбачеве, что тот напоминает ему боксера, который никогда не был в нокауте. Боксера, преисполненного амбиций и уверенного в себе до крайности.

А посол Джэк Мэтлок отметил, что Горбачев «не мог вынести даже мысли о передаче своей власти кому бы то ни было»¹⁹. Размышляя над судьбой человека с невероятным самомнением, превосходной памятью и оптимистическим темпераментом, американский посол в Москве приходит к выводу: «Личностные факторы брали в нем верх над политической калькуляцией: Горбачев не желал делиться огнями рампы с талантливым коллегой. Он чувствовал себя уютно только рядом с молчаливыми или серыми помощниками — и это один из ключей, объясняющих его поражение не только в борьбе с Ельциным, но в подборе персонала вообще»²⁰.

Мэтлок: «Горбачев по своей природе являлся одиночкой, и это делало для него тяжелым создание эффективного консультативного и совещательного органа. У него не было ни официального совета министров, ни «кухонного» кабинета в подлинном смысле. Были, конечно, советы разных типов, члены которых приходили и уходили, встречаясь с ним лишь время от времени. Но они никогда не превращались в эффективные совещательные органы по двум причинам. Во-первых, Горбачев часто собирал вместе людей, которые просто не могли вместе работать, и во-вторых, он никогда не использовал их как настоящие совещательные органы, с которыми постоянно консультируются и мнения которых воспринимают серьезно. Более того, он чаще всего говорил своим советникам, а не слушал их.

Общественная жизнь Горбачева была либо сугубо официальной, либо протекала исключительно в рамках его семьи. У него не было круга близких ему по духу людей, которые могли бы обеспечить связь, пусть даже призрачную, с широкой публикой. Раиса была единственным близким другом, и хотя она обеспечивала ему психологический комфорт, который поддерживал его в условиях постоянного стресса, она не могла обеспечить ширину и глубину подлинного совета, который мог дать более широкий круг советников. Более того, справедливо, что такие сомнительные помощники, как Валерий Болдин, сохраняли свои позиции лишь поддержанием добрых отношений с Раисой, не пытаясь критически подойти к ее суждениям.

Окружающие видели, что у него нет личных друзей за исключением его иностранных коллег.