Это был символ всего наихудшего, что существовало в мире: глашатаев мерзостных идей Французской революции, энциклопедистов, врагов Господа и монархии, погромщиков, с бомбами в руках бросавших вызов императорам и знати, с кинжалом, занесенным, чтобы вновь растерзать сердце Христово. Он был не просто лютеранином, он был еще и анархистом!
Плотники — Лупишсиниу, Гиду и Зинью — воздвигли в центре пустыря, посередине между рекой и сараем, напротив того места, где проводилась ярмарка, большой крест из красного сандала, высокий, монументальный — знатная работа, с ней мог сравниться разве что мост. Кто бы ни появлялся, приходя с верховьев Змеиной реки или со станции в Такараше, еще издали различал Святой Крест, отмечавший приезд в Большую Засаду первой святой миссии, которая принесла на этот край света проповедь о добродетели и осуждении греха.
Перед крестом соорудили широкую площадку из оструганных досок, и на ней монахи расположили все снаряжение и принадлежности для мессы, обрядов и таинств крещения и брака. Монахи переоделись в длинные, до пят, одежды, чтобы служить обедню и читать проповеди.
Брат Теун проповедовал утром во время причастия, а брат Зигмунт — вечером, во время благословения. Жители селения единодушно решили, что проповедь брата Зигмунта по всем параметрам превосходит рацею голландского монаха. Никакого сравнения. Брат Теун, коренастый толстяк, говоривший по-португальски почти без акцента, разглагольствовал о доброте и милосердии Господа, описывал рай — его красоту и благодать.
Худой и высокий, с запавшими глазами и костлявыми руками, мешавший португальские слова с немецкими и латинскими выражениями, да еще и говоривший с ужасным акцентом, немец завладел слушателями — настоящей толпой, превосходившей даже ту, что собралась по случаю рейзаду сии Леокадии летом. Его темой был ад: Вельзевул, падший ангел, грех и огонь, пожирающий грешников. Молот Господень, в соответствии со своим именем, брат Зигмунт фон Готтесхаммер достиг почти такого же успеха, как сеу Карлиньюш Силва со своими фокусами. Вот ведь молодчина брат Зигмунт!
Случилось совпадение — совпадениями полны романы, а в жизни их еще больше. Во второй и последний день святой миссии в Большую Засаду прибыл проездом из Итабуны, направляясь на фазенду Аталайа, доктор Боавентура Андраде-младший — его все реже называли домашним уменьшительным прозвищем Вентуринья. Доктора сопровождала Людмила Григорьевна — любовница. «Любовница» — так говорил сам бакалавр, ведь речь шла об особе благородных кровей, к тому же обходившейся недешево. Это была птица высокого полета, дорогостоящая, достигшая уровня, о котором даже подумать не могли все эти проститутки, наложницы, содержанки и прочие пассии — презренные шлюхи. Пышная огненная шевелюра, стойкий запах мускуса, изящный английский костюм для верховой езды — кобылка из конюшен русского царя, или, лучше сказать, царя Соломона — так удачно выразился Турок Фадул, знаток Библии.
В те давние неспокойные времена, когда столкновения между жагунсо были обычным делом, под каждой гуявой пряталась засада, а полковники ездили в сопровождении эскорта из наемников, опасность нападения была всегда. Когда усобицы прошли, вся эта гвардия свелась к одному человеку, достойному доверия и способному быстро нажать на курок. Полковника Боавентуру Андраде, чья жизнь столько раз была под угрозой, в последние годы сопровождал только негр Эшпиридау. Иногда с ними ездил Натариу: чтобы поговорить с полковником, обсудить дела, но не в качестве наемника, как раньше.
Однако Вентуринья во время своих разъездов между Итабуной и фазендой Аталайа и вообще где бы то ни было не мог обойтись без свиты, достойной Базилиу Оливейры, Синьо Бадаро или Энрике Алвеша в иные времена.
Во главе патруля из четырех вооруженных до зубов наемников был воин, покрывший себя славой в баталиях прежних времен, — Бенайа Кова Раза. |