Он дал себе труд объяснить, что «город» в данном случае — это не более чем фигура речи, которую он использовал, чтобы подчеркнуть рост этого селения по сравнению с прочими местечками в этих краях, потому что звания «город» в полной мере не заслуживали ни Ильеус, ни Итабуна — столицы муниципальных округов, и даже Баия — столица штата, и даже Рио-де-Жанейро, если уж сравнивать с Парижем или Лондоном. Вот это города! Какие там женщины! Впрочем, кумовья могут судить по русской, которую он завоевал, — они когда-нибудь видели что-нибудь подобное?

Нет, ничего подобного они не видели — ни курибока, ни Турок. Но Натариу напомнил, что в красивых женщинах бакалавр никогда не знал недостатка — это был его хлеб на каждый день, привычная перина в его постели. Еще тогда, семь лет назад, когда Вентуринья, свежеиспеченный доктор правоведения, выказал презрение к Большой Засаде, он уже увлекался гринго и артистками и крутил роман с некой аргентинкой — он помнит?

Вентуринья вспомнил и развеселился. Адела ла Портенья — баба, что надо: пела танго и в постели была хороша, — и все же рядом с Людмилой Григорьевной Ситкинбаум казалась просто жалкой, ничтожной шлюхой.

Пока Вентуринья беседовал на веранде, Людмила Григорьевна и Петр, за которыми неотступно следовал по пятам Бенайа Кова Раза, спустились с холма, чтобы прогуляться по Большой Засаде.

Русская пришла в восторг от этого путешествия верхом через фазенды и селения. На фазенде Каррапиша, которая стала первой остановкой процессии, полковник Демошфенеш Бербер оказал Вентуринье и его любовнице роскошный прием. Он был холостяк, и три смазливые девчушки занимались его особняком и удовлетворяли капризы статного сорокалетнего богача. По-французски он говорил свободно и правильно — научился у деда-француза. Демошфенеш представил Людмиле своих трех граций: индианку, португалку и мале — своих трех Марий: бронзовую, белую и черную. Полковник Демошфенеш выбирал их, чуть ли не на зуб пробуя, являясь тонким знатоком с изысканным вкусом.

В зарослях какао владелец фазенды Каррапишу считался avis-rara: в доме у него был книжный шкаф, винный погреб, а еще граммофон и пианино, на котором он сам бренчал, на радость трем служанкам, сидевшим на корточках рядом. Фауд Каран, частый гость, восторженно говорил о гареме полковника Демоштинью, а Алвару Фариа, оторвавшись от портовых баров, провел на фазенде неделю, опустошая бутылки с португальским вином и французским коньяком. По мнению образованного жителя Ильеуса, полковник Бербер был единственным по-настоящему цивилизованным существом во вселенной грапиуна.

За утренним кофе — они выехали из Итабуны на рассвете, желая прибыть в Аталайю к закату, — полковник кормил их местными лакомствами: кускусом, мингау, творогом, простоквашей, жареным бананом, плодами хлебного дерева, ямсом, аипим, сладким бататом и густым шоколадом. Людмила все по чуть-чуть попробовала и похвалила: голосом томным, таинственным — она любила хорошо поесть.

Они побывали на плантациях в самый разгар сбора — работа батраков начиналась в пять утра, — посетили загон для молочных коров, где, воспользовавшись рассеянностью Вентуриньи, заинтересовавшимся телкой Суламифью, Демоштинью провел рукой по благородной заднице Людмилы Григорьевны и прошептал, щекоча дыханием ее затылок:

— Этот дом ваш, стоит вам только захотеть, как и другой, в Ильеусе, прямо на берегу моря. — Он произнес это на своем великолепном французском под шелест утреннего ветерка.

Людмила ответила улыбкой и взглядом — загадочными, какими обычно бывают улыбки и взгляды русских героинь. Отважный полковник, прежде чем убрать руку, которая измеряла элегантный зад, слегка ущипнул его, будто на память о своем предложении, чтобы закрепить договор.