– Смелее, родная. – Навья упивалась губами Темани, налитыми соком молодости, нежно покусывала их и посасывала, не обходя лаской ни один уголок.

Первое впечатление должно было остаться незабываемым по своей сладости; только такое будет способно утопить в себе всю последующую возможную боль. Северга делала всё для того, чтобы сладость перебивала всё остальное. От поцелуев девушка то замирала, то вздрагивала, то вдруг начинала задыхаться. Она словно охмелела, её глаза затянулись дурманной дымкой, а Северга добавляла ещё своих стальных чар, от которых Темань растекалась в её руках мягким воском – лепи всё, что хочешь.

Навья вошла в неё хмарью, по которой влила в девушку вспышку своего острого желания. Темань ахнула и замерла, а потом выгнулась с широко раскрытыми глазами, будто её пронзили мечом. Северга начала медленные толчки, вонзаясь всё глубже и ускоряясь, и по хмари к ней покатился от девушки сгусток наслаждения – осязаемый, горячий, бьющийся, невыносимо-лучистый. Навье-воину даже не нужно было раздеваться до конца, чтобы всё ощутить в полной мере: хмарь проникала в неё радужной пуповиной.

Это нужно было впитать, усвоить, переварить, и они на некоторое время застыли в покое. Ноги Северги в сапогах были широко разбросаны по постели, а Темань прильнула к ней, поджав свои. Медленно, словно во сне, ладонь девушки с подрагивавшими, растопыренными пальцами ползла по плечу Северги в сторону груди. Глаза Темани, то ли задумчивые, то ли ошарашенные, затерялись взглядом в пустоте.

Северга с удовольствием вздохнула, расправляя лёгкие, приподнялась на локте и склонилась над девушкой.

– Ну что, милая? Хочешь ещё?

Темань очнулась от своей неподвижности, и в её взгляде проступила смесь жалобного недоумения, сладостного потрясения и страха. Нет, она боялась не Северги, она боялась умереть от наслаждения, входившего в неё клинком.

– Мне на службе надо быть в шесть утра. – Северга блаженно прильнула к её губам, словно отпила глоточек чего-то вкусного и пьянящего. – Но с тобой я хоть всю ночь готова не спать.

– Все эти слова про расплату... Расписка, выкуп... Всё кажется бредом, – пробормотала Темань как бы в полусне. – Когда ты делала это со мной, я видела и чувствовала прежнюю тебя... Ту, которая была вначале. К чему ты сказала всё это жестокое, злое?.. Я не верю в это. Оно исчезает, когда ты так сладко целуешь меня. А когда ты внутри меня, я верю... Нет, я знаю, что ты любишь меня... Любишь!

– Родная моя, не путай телесное с душевным. – Быстро и сухо чмокнув её, Северга поднялась: пожалуй, поспать перед службой всё-таки стоило. – Я просто доставляю тебе и себе удовольствие, а всё остальное – твоё богатое воображение.

Нужно было искоренять эти девичьи бредни о любви, и на следующую ночь Северга потрясла и напугала Темань жестокостью. Девушка тряслась мелкой дрожью, вся искусанная, а на шёлковых простынях алели кровавые пятна. Входила Северга на сей раз уже не хмарью, а пальцами – безжалостно и грубо, и Темани пришлось туго.

– Всё ещё веришь в мою любовь? – рычала она девушке в ухо.

С полными слёз глазами Темань рявкнула и сама впилась зубами Северге в плечо. Навья заревела раненым зверем, но не ударила девушку, хотя желание шмякнуть её о стенку на миг защекотало ей нутро.

– Прости... прости меня, – тут же залепетала красавица.

– Не проси прощения за то, что считаешь правильным! – рыкнула Северга и впилась ей в шею кровавым засосом. Нет, зубами оцарапала лишь немного, но пятен багровых наставила – будь здоров.

Чтобы в шесть быть на службе, вставать приходилось в полпятого. Голова звенела тяжестью: не выспалась. Северга промыла глаза ледяной водой, забралась в купель, но долго нежиться не стала. Мерзкое чувство вины заползало в пищевод, горело там изжогой.