Тогда я, упершись правой рукой в пол, перевернулся на бок, затем встал на колени.

— Ты все-таки отъявленный подонок, Вилламантес, — тихо сказал я и обвел глазами комнату.

В кабинете никого, кроме нас, не было.

Отлично, подумал я. При себе он имел оружие, и мне, для того чтобы спасти свою жизнь, оставалось всего-навсего прыгнуть на него, сбить с ног, оглушить, затем, выбежав из кабинета, уложить человек десять — двенадцать охраны, совершить рекордный прыжок в высоту, расправить крылья и, перебирая струны лиры, взмыть в небо... Чтобы совершить такое, мне понадобилось бы не менее полутора месяцев, чтобы отлежаться в постели и прийти в себя.

— Ты сущий изверг, Вилламантес, — пробормотал я.

— Я так и полагал, что вы знаете мое имя. Так где же девушка?

Я помотал головой, будто силясь понять, о чем меня спрашивают. Правду говоря, я действительно поначалу не сообразил, о ком идет речь.

— Моник? — тупо переспросил я. — Не знаю. Впрочем, нет, минуточку, — сказал я и, снова помотав головой, поднялся с пола.

Левое плечо болело хоть и сильно, но рука все же слушалась, и пальцы на ней шевелились. Но о том, чтобы сжать ее в кулак и врезать Вилламантесу слева, нельзя было и подумать.

Вилламантес пристально посмотрел на меня.

— Нет-нет, не Моник. О ней позже. Сначала о мисс Баффингтон, — сказал он и выдержал паузу. — Вы же умный человек, мистер Скотт. Посудите сами. Мне известно, что капитан Эмилио ничего не сообщил ни в полицейский участок, ни мне. Кроме того, ни Моник, ни водитель, в чьей машине вы, к большому несчастью, попали в аварию, до сих пор не объявились. Одного только этого, хотя мне о вас многое известно, вполне достаточно, чтобы понять, что вы пытаетесь меня обмануть. Вы же прекрасно знаете, где скрывается девушка. Я вам скажу честно: человек я здравомыслящий... — Он вновь сделал паузу, а потом добавил: — И весьма изобретательный. У меня много способов узнать, что вы от меня скрываете. — Вилламантес улыбнулся: — Неужели мне для этого придется вскрыть вам череп и порыться в ваших мозгах?

Я не сразу понял, шутит ли этот мерзавец, и уже представил, как острая циркулярная пила, жужжа, впивается в мой череп.

Неожиданно Вилламантес удивленно пожал плечами и произнес:

— Ну что ж, у вас будет время подумать, мистер Скотт. Об этом и остальном тоже. Возможно, после отдыха у вас развяжется язык.

Он подошел к двери и стукнул по ней кулаком. Дверь тотчас открылась, и появились двое парней. Я подумал, что они снова начнут меня избивать, но Вилламантес что-то сказал им по-испански, и те вывели меня из кабинета. Вероятно, он действительно решил дать мне время передохнуть и все обдумать. В любом случае Вилламантес явно что-то задумал.

Из кабинета меня вывели сначала в большой зал, затем провели по узкому коридору, подвели к какой-то двери и втолкнули в нее. Я оказался в залитой светом комнате и, едва за мной захлопнулась дверь, увидел в ее углу сидевшего на раскладушке человека. Это был доктор Баффингтон.

Некоторое время мы молча разглядывали друг друга, потом он вскрикнул:

— Шелл! Боже мой! Как ты здесь оказался?

Доктор выглядел очень измотанным, намного старше своих лет. Его костюм был сильно помят, глаза красные, а бородка всклокочена. Он поднялся с раскладушки и, кривясь от боли, захромал мне навстречу.

— Доктор... — начал было я, но он прервал меня:

— Моя дочь, моя Бафф? Ты видел ее? С ней все в порядке? Что они с ней сделали?

— Она... — снова начал я и тут же замолк.

Мне показалось, что я разгадал замысел Вилламантеса, давшего мне передышку.