Филипп нерешительно потер лоб, придя наконец к выводу, что в данный момент не имеет значения, что именно он чувствует к Маргарет. Сейчас важно выяснить, прав ли Питершем; действительно ли то была Маргарет, нанимавшая экипаж в «Пере и голубе». Потому что, если это так, он должен найти ее и сказать ей… Что сказать?

Что она должна вернуться к нему, потому что он ее любит? Она ни за что ему не поверит. После того, как он заставил ее выйти за него замуж! После того, как набросился на нее в карете! Он и сам-то с трудом верил в это.

«Не важно, — сказал он себе. — Сначала нужно найти ее, а потом уже думать, что ей сказать»,

Ринувшись на улицу, он поймал извозчика. Может быть, предложить ей начать все сначала? Попробовать что-то сделать из их необычного брака?

— Приехали, милорд.

Извозчик остановился у парадной двери его особняка, и Филипп бросил ему монету, спрыгивая на землю. Взбежав по ступенькам, он распахнул дверь, не обращая внимания на неодобрительное выражение, появившееся на лице Комптона от такого нарушения этикета.

— Леди Чедвик здесь? — спросил Филипп.

— Миледи ушла из дома около трех часов назад, милорд. Филиппу показалось, что ужас пронзил его насквозь. Похоже, Питершем прав.

— Миледи сказала, что она хочет нанести визит Мейнуарингам, — добавил Комптон.

— Скажите Дженнингсу, что я хочу его видеть. — С этими словами Филипп направился к своему кабинету, но следующее сообщение Комптона остановило его.

— Ее светлость не взяла ни одну из карет вашей светлости. Она наняла извозчика, — уточнил Комптон. Филипп стоял, глядя на него через плечо.

Потому что она не хотела, чтобы его кучер знал, куда она направляется. Объяснение напрашивалось само собой. И не окажись на том постоялом дворе Питершема, он ничего не знал бы. Филипп вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь, дав выход своим опасениям и рухнувшим надеждам. От удара на камине задребезжали китайские безделушки, но ему это не принесло успокоения.

Поспешно подойдя к письменному столу, Филипп рывком выдвинул средний ящик и достал шкатулку, в которой хранил наличные деньги. Когда он увидел трещины вокруг замка, губы его сжались. Маргарет открыла ее, и не очень аккуратно. Как будто ее не беспокоило, что он узнает. Потому что она не намеревалась возвращаться. Ему стало так больно, что даже закружилась голова.

В бессильном отчаянии он швырнул сломанную шкатулку на стол. Ее внезапный побег — совершенно бессмысленная вещь! Маргарет так твердо решила сделать из него отца Анна-бел; она даже начала учить девочку играть в шахматы. Если она собиралась убежать, с какой стати было усложнять себе жизнь, пытаясь подружиться с Аннабел, да еще втягивать в это дело его? А как же ее обещание вывезти в свет уитменовскую дочку? Как могла она бросить его среди всех этих обязательств?

Не потому ли, что их перевесила ее неприязнь к нему? Он опустился в кожаное кресло, совершенно подавленный выводом, который напрашивался сам собой. Неужели она до такой степени возненавидела его?

Неожиданно лицо его потеплело: он вспомнил, какие чертики плясали в ее глазах, смотрящих на него поверх шахматной доски после выигранной партии. Не похоже было, что тогда она испытывала к нему неприязнь.

Он зря теряет время. Нет иного способа понять, почему она уехала, как только попытаться настигнуть ее и расспросить.

Он вскочил и оттолкнул кресло, которое с грохотом упало на пол.

Сразу же открылась дверь, и Комптон спросил:

— Звали, милорд?

— Нет, я… да, — сказал Филипп. — Велите Дженнингсу запрячь коляску и подать к парадному входу как можно быстрее.