— Я раздавлю тебя, дьявольское отродье!
Брай остановилась. Капли пота выступили у нее на лбу и верхней губе, тело сотрясала крупная дрожь. Аполлон вихрем налетел на нее и сбил с ног.
Она услышала крик Люка, только когда упала на траву. Брай чувствовала, как дрожит под ней земля. Перевернувшись на бок и выпутавшись из юбок, она вскочила на ноги. Отчим продолжал гнать коня к стене. Она знала, что сейчас произойдет.
Ей уже давно казалось, что в ней притупились все чувства, но однако, следя за тем, как Аполлон несется навстречу своей гибели, она поняла, что с прошлым еще не покончено. Сердце ее пронзили боль и неизбежность потери.
Она наблюдала за происходящим как бы со стороны. Она не могла пошевелить рукой или закричать, а только смотрела, как Аполлон мчится вперед. Крепкие мускулы коня напряглись и лоснились на солнце. На лице сидящего на нем Оррина было написано упрямство, свойственное дуракам и пьяным.
На их пути стоял Кинкейд. Он припал к каменной стене, сбросив с себя сюртук, и его вылинявшая рубашка белым пятном светилась на солнце. Мышцы его были напряжены, он изготовился к прыжку, словно хищник, выслеживающий свою жертву.
Внезапно он прыгнул. Его прыжок был похож на грациозный прыжок снежного барса, дополненный безошибочной точностью сокола. Аполлон заржал и сменил направление, проскакав вдоль стены, вместо того чтобы перепрыгнуть через нее. Люк вцепился в Оррина и стащил его с седла, а лошадь поскакала дальше, постепенно замедляя бег.
Легкие Брай наполнились воздухом, и силы вернулись к ней. Пошатываясь, она подошла к тому месту, где на земле мутузили друг друга отчим и Лукас Кинкейд. Было трудно поверить, что они оба находились в сознании.
— Отпусти его, Оррин! — приказала она. — Он спас тебе жизнь.
— Он пытался меня убить! — прорычал Оррин. Брай склонилась над ними и, ловко уклоняясь от катавшихся по земле тел, попыталась схватить отчима за воротник, но промахнулась. Она сделала еще одну попытку, и на этот раз ей удалось помочь Лукасу пригвоздить отчима к земле. Перекинув ногу через толстый живот Оррина, Лукас уселся на него верхом. Оррин начал вырываться, но Лукас не собирался его отпускать.
— Аааооох! — Воздух, вырвавшийся из желудка Оррина, был пропитан запахом алкоголя и перебродившей пищи. Если бы Лукас чиркнул спичкой, эта смесь могла бы загореться. — Я не могу дышать, — стонал Оррин.
— Я тоже не могу, — пробурчал Лукас, отворачиваясь.
— Ты сдавил мне легкие.
— Дыши другим местом.
— Меня сейчас стошнит!
Эта угроза подействовала, и Люка как ветром сдуло с живота Оррина, которого тут же начало рвать, да так сильно, что ветхая рубашка Люка покрылась зелеными пятнами, и он засомневался, выдержит ли она еще хоть одну стирку. Два доллара пропали.
Лукас отряхивал панталоны, когда у Оррина начался новый приступ рвоты.
Неожиданно Фостер нанес ему сильный удар в челюсть. У Лукаса перехватило дыхание, в глазах потемнело. Брай, не выдержав, в ярости налетела на отчима и принялась пинать его ногами. У Люка двоилось в глазах, и он видел, как две Брай начали колошматить Фостера куском обвалившейся штукатурки. «Ей легче, — подумал он, увидев, как Фостер закрывает голову руками, — она не одна, их две».
Наконец Лукас пришел в себя. Брай сидела рядом, поддерживая его за плечи и похлопывая по щеке. Ему показалось, что на ее лице промелькнуло сочувственное выражение. Впрочем, взгляд ее сапфировых глаз оставался бесстрастным, а нижняя губа была сердито поджата. Он подумал, что она решила не демонстрировать своих эмоций, чтобы ему не взбрело в голову то, чего не было и в помине.
Он приоткрыл глаза, и Брай тут же убрала руку с его щеки.
— Отлично, — заметила она удовлетворенно. |