Нет, вы меня действительно извините, - это за его спину, Люсе. - Я просто очень... ну и не сдержался. - И, уже снова Григорию: - Я не хотел обидеть или напугать вашу жену!
- Да иди ты...
- Гриш, пойдем, на бампер посмотришь, - Люся тянет его за руку. - Мне кажется, его выправить можно. А вот насчет крыла я не уверена.
- Да к черту и бампер, и крыло! - он снова обнимает ее, прижимается губами к виску. - Главное, что с тобой все в порядке.
_______________
В офис он вернулся только после обеда. Хорошо, что аварийные комиссары довольно быстро приехали. Но все равно, пока бумаги заполнили... Он остался с Люсей до самого конца, убедился, что машина на ходу. Левую заднюю дверь, правда, заклинило, но на управлении машиной это не могло сказаться. А эта упрямая девочка Люся поехала ведь работать дальше! Поблагодарила его за помощь, еще рад десять многословно извинилась за машину, а потом уехала... трогать кого-то. А он вернулся на работу - что ему еще оставалось?
Гошка не торопится прийти к нему и начать выяснять подробности. Может быть, не знает еще, что брат вернулся. Григорий попросил секретаршу сварить кофе и никого к нему не пускать. Но "никого" на Гошку не распространяется, Оксана знает.
Кофе медленно остывает, пар от белой чашки отражается в полированной поверхности его стола. А он сам задумчиво смотрит в стену, будто там написано что-то.
Почему так получается, что нечто очень важное о себе, своей жизни, мы зачастую узнаем от совершенно незнакомых нам людей? Как вышло так, что то, что он должен был давно понять сам, он услышал сегодня случайно, от постороннего и не очень-то симпатичного ему человека? Услышал то, что теперь казалось ему таким очевидным.
"Я не хотел обидеть вашу жену". А ведь если бы это было так... Вот тогда он бы положил конец этим возвращениям домой в десять вечера, этой работе по четырнадцать часов в сутки. И она была бы рядом с ним. Каждый день. В его доме, в его постели, в его жизни. Он внимательнее вглядывается в стену, будто там вот-вот появятся ответы на его вопросы. А в голове вдруг звучит собственный голос, будто он говорит кому-то: "Знакомьтесь. Людмила Свидерская, моя жена". Фраза звучит так... правильно. И отчетливое видение ее руки с обручальным кольцом на безымянном пальце. Кольцом, которое он сам ей наденет. И вот рука с этим кольцом уже точно не коснется другого мужчины, он не позволит!
Именно это было нужно ему, оказывается. Не чтобы она ночевала у него время от времени. И не жить с ней просто так. А чтобы она стала его женщиной насовсем. Навсегда. Гошка прав - он уже далеко не мальчик, чтобы дело все абы как. Все надо делать правильно. Шанса исправить может уже и не представиться. Именно это надо было ей предлагать. Не остаться на ночь, не пожить с ним. А сразу и навсегда. И теперь очень хочется, чтобы на стене, в которую он по-прежнему всматривается, появился ответ на главный вопрос: "Какого черта он дошел до этого только сейчас?!".
Распахивается дверь кабинета, и он наконец-то отрывает взгляд от стены. Гошка.
- Что с Люсей?!
- Все в порядке. Машину ей слегка помяли. Но Люся цела, слава Богу.
- Но ты и переполошил всех, Григорий Сергеевич!
- Так я и сам перепугался.
- Ну-ну, - Гоша протягивает руку, берет чашку с кофе с его стола. - Ой, а чего такой холодный? - И, не дождавшись ответа брата: - Гришка, ты когда уже признаешь очевидное?
Григорий запрокидывает голову, разглядывая теперь потолок. И все так же, откинувшись затылком на спинку кресла:
- А я, кажется, уже... признал.
- Да ну? Дошло?
- Угу. |