20 июня стало ясно, что до Таити мы сможем дойти только в случае, если появится сильный северный ветер и будет дуть в течение двух-трех недель подряд. Но на такую сказочную удачу не было почти никаких надежд. До Маркизских же островов оставалось всего лишь 400 миль. На крыше нам было неплохо, настроение пока было бодрое, и даже под бизанью и фоком мы по-прежнему шли со скоростью 50 миль в сутки. Однако положение резко изменилось. И без того капризный ветер подул с нарастающей силой с ненужной нам стороны, то есть с востока. Пришлось убрать все паруса и поднять только маленький штормовой фок над форштевнем. Но, несмотря на это и на маневрирование рулем, толстая карандашная линия, означавшая наш маршрут на морской карте, быстро ползла прямо на запад - мимо Маркизских островов.

Так шел день за днем, а курс нашего дрейфа почти не изменялся. В ночь с 26 на 27 июня я впервые серьезно забеспокоился. Я стоял на скользкой площадке вахтенным у руля, тревожно посматривая на компас, и, все больше и больше убеждался, что изменений не было: по-прежнему дул юго-восточный ветер. Неужели мы пройдем мимо Маркизских островов? Я и подумать не решался о последствиях. Вдруг я почувствовал, как; плот быстро и резко начал опускаться в воду. В следующий миг на мою площадку обрушилась волна. Я ухватился за каюту и ждал, пока она схлынет. Но она почему-то не убывала. Постепенно до моего сознания дошла страшная истина. На этот раз плот под напором огромной массы воды не только погрузился в море, но и по какой-то причине в значительной степени потерял плавучесть. Судя по площадке, плот опустился почти на метр. Невольно вспомнилось замечание одного из владельцев верфи в Конститусьоне, где строился наш плот. Увидав однажды, как я застилаю палубу плетнями из чилийской ивы, он посоветовал:

- Не забывайте регулярно смачивать палубу водой. Эти плетни будут крошиться, если долго останутся сухими.

Какой иронией звучали его слова теперь!

Сначала мне хотелось созвать всех товарищей. Но через секунду я подумал, что куда милосердней будет дать им выспаться. Надо полагать, что завтра днем они воспримут катастрофу гораздо спокойнее, чем теперь, разбуженные среди ночи. Ранним утром они один за другим начали сползать с крыши, и действительно все показали образец необыкновенной выдержки. После долгих и очень обстоятельных обсуждений возможных причин, по которым плот потерял плавучесть, мы решили, наконец, осмотреть кипарисовые бревна. С большим трудом мне и Жану удалось отрубить часть бревна. Оказалось, что оно было пропитано водой не больше, чем в день нашего отплытия из Кальяо. Мы поняли, что поступили правильно, выбрав кипарисовое дерево. Но это было слабым утешением. Обрубок был весь пробуравлен корабельными червями. Мы бросили его в море, и он камнем пошел ко дну. Все остальные осмотренные нами бревна тоже оказались источенными. Мы вошли в каюту, воды в ней было по колено и она напоминала плавательный бассейн. Тут же выяснилось, что часть съестных припасов и снаряжения смыта водой. Пришлось спешно собрать уцелевшие ящики, пакеты и аппаратуру, сложить все на верхние койки или подвесить к потолку.

Мало того, что плот сразу опустился почти на целый метр, он еще хуже стал управляться. Некоторые товарищи даже сомневались, стоит ли тратить на это силы. К моему удивлению, с ними согласился Эрик и привел основания, весьма типичные для его жизненной философии.

- Я считаю, что бороться против сил природы - значит попусту тратить свои силы. Природа всегда сильней нас, людей, - сказал Эрик, благодушно улыбаясь.