Больше всего меня беспокоил Жан, такой прежде надежный и всегда готовый помочь. Теперь он был то в состоянии полной апатии, то по-идиотски уверен, что мы скоро попадем в Пенрин. Особое безволие и расслабленность Жан проявлял во время вахты у руля. Плот у него все время рыскал. Нас то и дело обдавало водой. Я терпел загадочное поведение Жана в течение суток, но наконец на утренней вахте 20 августа разозлился и основательно выругал его. Результат оказался самым неожиданным. Жан спокойно выслушал мои излияния, а затем иронически произнес:

- Очевидно, мед в ящике на левом борту тянет кормовое весло не в ту сторону.

Я был настолько возмущен, что чуть было не налетел на него с кулаками, но в последнюю минуту сдержался. В голову лезли самые невероятные и глупые мысли, но вскоре я понял, что прежде всего надо была пенять на самого себя. Я уже давно встал на опасный путь уступок. Это была большая глупость, а теперь приходилось идти по нему до конца. Но сколько я ни твердил себе, что во избежание подобных сцен следует разделить также и оставшийся мед, все же долго не мог заставить себя это сделать. Лишь на следующий день я открыл сундук с продуктами и выдал Жану, Гансу и Хуанито по банке меда, затем поспешил разделить пакет с шоколадом и с грохотом захлопнул крышку сундука.

Вся эта неприятная история произошла утром 21 августа, а через несколько часов мы пересекли меридиан Пенрина в 40 милях от острова. Жан, глубоко веривший до самого последнего момента, что мы спасемся на этом острове, совершенно упал духом. Я слышал, как он время от времени бормотал про себя, что мы странствуем, подобно Вечному Жиду. Лучше бы он кричал и ругался. Но он страдал молчаливо. Это было невыносимо и для нас, и для него самого. Я стал уговаривать его попытать счастья в рыбной ловле. Я хотел, чтобы он отвлекся от своих переживаний и пополнил наш стол. После многократных и долгих вздохов он взял ружье и с видом мученика опустился в воду.

Мои надежды оправдались почти тут же - в первый раз за долгое время явилась золотая макрель и добровольно предложила себя в качестве мишени. Жан не был в своей прежней спортивной форме, но он оживился и со второго же раза загарпунил рыбу. Однако он так долго возился с ней, что золотую макрель успела схватить маленькая акула. С быстротой молнии Жан перезарядил ружье, и стрела глубоко вонзилась в бок акулы. Это был весьма необдуманный поступок. У Жана оставалась всего лишь одна стрела в запасе, а шансов на то, что акула не оборвет тонкой вершки и не исчезнет вместе со стрелой, было мало - один из десяти. Затаив дыхание, следили мы, как Жан вылавливал новую добычу. Но и стрела и веревка выдержали- акула билась на палубе. Я с облегчением вздохнул. Это была не наша верная спутница, сопровождавшая нас несколько месяцев. Мясо акулы неважное лакомство, но теперь мы были не особенно разборчивы в еде. Добычу Жана быстро разрезали на куски. Все, что мы не смогли съесть, заботливо высушили на солнце и оставили прозапас.

Охота за акулой и сушка мяса немного нас отвлекли, но скоро настроение снова стало подавленным. Жара не только нас изнуряла, она вынуждала нас добавлять к мизерным порциям пресной воды все больше и больше морской. Нам теперь казалось, что единственная возможность спастись - как можно быстрее достигнуть островов Самоа. Вот почему мы чуть не обезумели, когда заметили, как восточное направление ветра постепенно меняется на юго-восточное и наш курс становится почти западным, несмотря на все усилия развернуть плот в нужную сторону. Все чаще и тревожнее смотрел я на карту: мы находились всего лишь на 9° южной широты, в то время как острова Самоа вытягивались широкой дугой между тринадцатой и шестнадцатой параллелью. Если юго-восточный ветер удержится, вряд ли мы сможем вовремя взять на них курс.