— Мать честная! — вполне искренне вздохнул дядя Саня. — Говорили, четверо будет, а вас вон сколько… Ладно. Пойдем-ка, начальник, побеседуем маленько.

Агафон последовал за ним в дом. Внутри дача вполне подошла бы для съемок либо историко-революционного фильма о тяжкой жизни российского пролетариата при проклятом царизме, либо американского клюквенного боевика об угнетении евреев в бывшем СССР.

Сени здесь были обычными — клетухой полтора на полтора метра, тут на табурете стояло ведро с водой, а под табуретом — пятнадцать-двадцать разнокалиберных бутылок, начиная от микроскопических 125-граммовых «восьмушек» из какого-то сувенирного набора и кончая большущим двухлитровым графином из-под водки «Privet». Пол отродясь не мыли и не красили, отчего на нем нарос вполне ощутимый слой грязи. Агафон хотел пить, но вовремя увидел плавающую в ведре муху, и жажда его сразу покинула. Ясно, что хлебать такую водицу мог только человек, который всегда имеет в желудке граммов триста спиртного, а потому не боится дизентерии и прочих инфекций.

В сенях, кроме табурета с ведром и склада бутылок, была еще невысокая приставная лестница, ведущая на чердак.

— Вот там, — дядя Саня указал на люк в потолке, — ночевать будете. Нынче тепло, клопов и тараканов там нету. Комарье тоже пока не шибко разгулялось.

Прошли в комнату. Здесь стояли старый дерматиновый диван и стол, сооруженный из простой ДСП, уложенной на картонные ящики из-под импортных телевизоров или консервов, и покрытый старыми газетами. Был еще сильно расшатанный стул, на который даже плюшевого мишку нельзя было посадить без риска. Остальная мебель состояла из деревянных или пластмассовых ящиков из-под бутылок. Сами же бутылки, естественно, давно опустошенные, стояли и лежали по всем углам комнаты. Здесь их было так много, что Агафон и не пытался сосчитать.

— Садись, командир, в ногах правды нет, — сказал дядя Саня, указывая Агафону на диван. — Самое надежное сиденье осталось, не обессудь.

— Перетерпим, — сказал Агафон скорее из вежливости, чем искренне. О том, как выглядит подмосковная дача, у него были совсем иные представления. Он видел дачи своих областных начальников, некоторые даже близко, и ему казалось, будто у подмосковной братвы должны быть исключительно такие же и даже лучше.

— Перетерпим? — с некоторой резкостью в голосе произнес дядя Саня. — Это, корефан, не вы перетерпите, а я перетерплю. Вас сколько должно было быть? Четверо. А ты девять рыл привез. У меня тут не пансионат, чтобы с бабами ездить, понял? Да еще импортную прихавал, черномазь. А пятый пацан инвалид в натуре, ни рук, ни ног. Его куда? Мне заказали вас приветить на три денька.

Вне всякого сомнения, дядя Саня в уголовном мире не занимал высокого места. Скорее он — полубомж, с парой ходок по разным некрутым статьям. Образование — высшее, окончил факультет карманной тяги Бутырского государственного университета. Кандидат блатных наук, был когда-то неплохим специалистом, но квалификацию потерял, покинул, так сказать, большой спорт ради большого спирта. В данное время явный алкаш, заслуженный тренер по литрболу и скоростному распиванию. Ясно, что Сэнсей договаривался не с ним, а с каким-то паханом. Конечно, если речь шла всего о трех днях для отдыха четырех мужиков, то можно перекантоваться и тут. Но судя по тому шухеру, который остался за кормой, торчать вдали от родной губернии придется гораздо дольше. Ну, месяц-другой тут еще будет тепло. А если до поздней осени или даже до зимы не удастся вернуться?

— Нам здесь надо будет побыть подольше, чем трое суток, — заметил Агафон.