Высокую поджарую фигуру пиротехника Винниченко Журавлев заметил издали и поспешно двинулся к нему навстречу. Следом за ним шли майор Урусов и капитан Горелов.

Человеку, не видевшему раньше Винниченко, могло бы показаться, что такие худощавые лица, решительные и мужественные, он встречал на картинах, изображавших скандинавских рыбаков, которые связали свою судьбу с вечным риском и постоянной борьбой с океанской стихией. Рыжеватые виски уже тронула седина. Из-под светлых бровей смотрели большие, по-детски голубые глаза. С небольшой горбинкой нос как бы завершал портрет этого видавшего виды человека, которого и после войны долг службы бросал туда, где к барьеру сходились жизнь и смерть. Вот уже двадцать с лишним лет в будни и праздники, в жару и стужу, днем и ночью полковнику приходилось подниматься на борт самолета, чтобы через несколько часов или десятков минут приземлиться там, где его ждут, где слово его — закон, где «диагноз» его — решающий, приказ его — окончательный и пересмотру не подлежит.

Поздоровавшись с Журавлевым, Урусовым и Гореловым, Винниченко против ожидания Горелова не сразу спустился к тяжелой стальной громадине, которая лежала на дне шахты, поблескивая своими темно-голубыми боками.

Неторопливо прикурив папиросу (полковник курил только папиросы, сигареты его «не брали»), он глухо, но строго бросил:

— Состав комиссии в Ленгорисполкоме утвержден?

— Еще вчера вечером, — ответил Журавлев.

— Указания комиссии по подготовке к работам выполнены?

— Вплоть до мелочей. Жители выведены из домов опасной зоны, все улицы и подъезды к месту работ перекрыты милицией.

— Связь штаба с шахтой?

— Телефонная и по рации.

— Аварийная и медслужба обеспечены?

— Подразделения для ликвидации аварий на водопроводе, газопроводе и канализационной сети, две пожарные машины, санитарные машины и врач с двумя санитарами находятся на безопасном расстоянии от места работ, — четко доложил полковник Журавлев.

Журавлев и Винниченко были одного звания, и трудно было сказать, кто из них выше по положению в сложной кадровой иерархии воинской службы, однако полковник Журавлев отлично понимал, что в этот час, в этой обстановке полковник Винниченко для него — старший начальник. А поэтому отвечал полковнику Винниченко так, как этого требовал воинский устав. О бесстрашии и технической смекалке Винниченко в частях гражданской обороны ходили легенды. По его пособиям и наставлениям учили солдат и сержантов в подразделениях. И вот теперь все смотрели на прибывшего полковника и ждали, что скажет он, приезжий специалист. Он еще ночью из Москвы звонил полковнику Журавлеву и приказал основательно проверить готовность паровых установок для выплавления взрывчатки из корпуса бомбы.

По лицу Винниченко было видно, что он остался доволен принятыми мерами предосторожности. Достаточно было и средств для ликвидации аварии, которая могла возникнуть.

Винниченко знал, что необходимых приборов для обезвреживания такой опасной авиабомбы в нашей части не было. После ночного телефонного разговора с Журавлевым он еще в Москве отчетливо представил себе сложную обстановку… Что предпринять? Этот вопрос мучил Винниченко, когда он по трапу поднимался в самолет; он стоял перед ним, когда самолет приближался к Ленинграду; он не давал покоя, когда полковник сел в штабную машину и на предельной скорости приближался к городу, затянутому холодным утренним туманом.

Оценив все возможные способы обезвреживания, включая и сверление взрывателя вручную, Винниченко в конце концов остановился на методе выплавления взрывчатого вещества из корпуса бомбы. Правда, этот способ далеко не безопасен. Он не исключал возможности самопроизвольного взрыва бомбы.

В самолете, а также по дороге из аэропорта полковник чертил схемы дистанционного управления процессом выплавления взрывчатки.