— Остальные?

— Что сказать про остальных? — прищурился капитан. — Володихин сгорел, машина упала на город. Семена Машкина подбили самым первым, отстал от группы. Что с ним, не знаю. Остальных не видел.

— Треть группы, — вздохнул Овсянников. — Отдыхай, капитан, и ребята пусть отдыхают. Завтра в семь утра построение.

Глядя вслед сгорбленной фигуре капитана, Иван Маркович еще раз глубоко вздохнул и полез в карман за портсигаром. Такие потери! А день-то еще не закончился. Выкурив папиросу, Овсянников немного успокоился — ребят уже не вернуть, а жить надо. Нечего нос вешать, завтра по планам всего две цели, и обе в досягаемости «Ме-110». Эскадрильи пойдут в бой с истребительным сопровождением.

По дороге к столовой подполковник остановил встречного солдата и попросил его найти и пригласить в штаб полка к четырем часам капитана Гайду. За этот день на Овсянникова свалилось столько хлопот, что он совсем забыл об особисте и его делах. А дела у Михаила Гайды ох какие интересные и хлопотные. Овсянников дорого бы дал, чтоб со стороны особого отдела и аэродромной охраны вопросов не было, но не получается. Не у себя дома находимся, на оккупированной немцами территории. Вот и возникают на этой почве дурные вопросы и лишние проблемы.

К слову сказать, вскоре выяснилось, что особист с утра взял с собой отделение автоматчиков и уехал в Ла Бурж. Замотавшийся Овсянников совсем забыл, что Гайда сегодня собирался пообщаться со своими немецкими коллегами и, если удастся, окончательно вбить в головы мэра и его присных, что трогать советских солдат опасно для жизни.

Особистом полковник был доволен. Нормальный мужик Михаил Иванович. Дело знает туго и с людьми держится ровно. Хорошая черта, и как в свое время подметил Иван Чернов, редкое дело для малиновых петлиц.

Может, все дело в том, что Гайда в молодости закончил филологический факультет МГУ? Нет, тоже не причина — Овсянников за свою жизнь повидал немало людей, встречался ему разный контингент, в том числе и натуральная образованщина. Этим словом Иван Маркович именовал кадры вроде бы прилично воспитанные, образованные, из интеллигентной среды, но, по сути, натуральное старорежимное дерьмо в пенсне. Пока молчит, его еще можно терпеть, но как пасть раззявит, так и хочется взять из солдатской портомойной старые, заношенные портянки и запихнуть их в гражданина заместо кляпа.

Михаил Иванович не таков. С людьми на равных, если это не мешает службе. Весной этого года было дело, полк тогда после финской в крымских Саках базировался, солдатик-первогодок рванул в самоволку к местной красавице. И мало того что рванул, так еще пост бросил. По-хорошему светили щенку трибунал и дорога в дальние края, где и медведь за красавицу сойдет. Повезло, дело первым дошло до Гайды. Особист разобрался, вопрос замял, заставил ребят написать нужные рапорта. Паренек-самоход, конечно, получил свое по самые гланды, месяц из нарядов не вылазил, зато без судебного заседания обошлось.

Дожидаясь возвращения капитана Гайды, подполковник созвонился со штабом и поинтересовался, когда до Ла Буржа доползут вагоны с полковым имуществом? По данным на вчерашний день, эшелон все еще идет по Германии и никак не может добраться до полка. Неужели французы линию Мажино восстановили? В ответ Овсянников получил стандартные заверения:

— Не беспокойтесь, товарищ подполковник, тылы подойдут. Небольшая задержка на железной дороге. Проблема решается.

— А как мне самолеты ремонтировать, если половина хозяйства инженерной службы застряла в этом треклятом эшелоне? Где медикаменты? Откуда я возьму полсотни моторов? Ась? Не слышу. Говорите громче, — издевательским тоном переспросил командир полка и, не давая интенданту опомниться, с нажимом потребовал: — Где мои оружейники? Где второй врач и фельдшеры? В немецкий госпиталь, говорите, раненых отправлять? А когда до моего полка десять автомобилей дойдут? Вы их что, на своем горбу тащите? Соедините меня с Семеновым.