Eva: «Я думаю о тебе, и моя пустота стонет от одиночества. Ты так ей нужен!»

Eva: «Когда приедешь, я хочу, чтобы ты оставался во мне всю ночь».

Мне стыдно от того, как пошло я выгляжу, поэтому снимаю пиджак и бросаю себе на колени.

— Что, жарко? — интересуется Жасмин.

Вульгарный тон, которым задан этот вопрос, вызывает у меня приступ тошноты: решила, наверное, что я смотрю порнушку за обедом.

— Угу, — выдавливаю, стараясь привести в порядок мысли, но память цепко держит: «момент, когда ты впервые проникаешь в меня, заполняешь собой…»

Черт возьми, я прочитал это только раз! Но как же долбануло и намертво въелось в память!

Ева, Ева, Ева…

— Сегодня и впрямь жаркий день! — замечает Жасмин, оценивая меня плотоядным взглядом.

Она не скрывала свой интерес и раньше, но в эту минуту откровенно демонстрирует готовность помочь моей маленькой проблеме.

— Жена прислала сообщение, — говорю, — пишет, что соскучилась.

Лицо Жасмин трагически меняется: фейерверки вожделения опадают пеплом разочарования. Она вскакивает, как ошпаренная, заявив, что официанта давно нет, и нервными шагами срывается в направлении дамской комнаты.

Алекс резким движением поднимает свой бокал, я непроизвольно бросаю на него взгляд и вижу едва заметную улыбку:

— Повезло тебе. Мне Лера никогда не пишет подобного, — признаётся.

— Твоя Лера интеллигентная женщина, которая с уважением относится к рабочему времени. Ей хватает ума не обрушивать на тебя вот такую неловкость, — тычу пальцем в складки пиджака.

Алекс с трудом давит смешок:

— Моя Лера — пуританка. Я обожаю свою жену, но много чего отдал бы за такие вот послания от неё, — подмигивает.

— Да ладно! — тру виски́. — Откуда тебе знать, что она мне пишет?

— Видел бы ты свою физиономию в тот момент, когда читал… — смеётся. — Я будто на мгновение очутился в вашей спальне!

— Ну и что в этом хорошего?

— Ну, конкретно в этом — ничего. А вот вашим интимным отношениям такая переписка делает очень много добра.

— Вот спасибо!

— Да не за что. Молодец, что отшил Жасмин, кстати. Другие женщины — совсем не то, что нужно твоей Еве. В тебе весь её мир.

— Я знаю! — вспыхиваю.

Конечно, знаю. И всегда об этом помню.

— Когда мы впервые работали вместе, я однажды спросил у тебя, как именно ты справляешься с их напором…

— Да, было такое! — усмехается, снимая свои очки, чтобы протереть их стёкла, но я вижу в этом жесте смущение. — Я ответил, что просто не вижу их.

— Да, именно это ты и ответил, а я не поверил, потому что твоё заявление противоречило мужской природе.

Алекс иронично поднимает брови, водружая свои стильные очки в тёмно-синей оправе на место:

— Почему вспомнил о нём сейчас?

— Хотел сказать, что тебе не нужно беспокоиться о Еве, для этого есть я, во-первых, а во-вторых, я тоже достиг просветления — больше не вижу их.

— Неужели? И давно это случилось? — интересуется, проводя большим пальцем по своей нижней губе, в чём я нахожу признак недоверия.

— Когда впервые увидел её сломленной. Уничтоженной мной.

Мы долго изучаем глаза друг друга, и в той серьёзности, с какой Алекс в меня всматривается, я вижу, что он понял.