— Не надо добавлять: раз сам приедешь, будет готов твой заказ через две недели.

И вот я везу его, спрятав около сердца, но до сих пор так и не решил, имею ли право отдавать. Не станет ли этот диск из золота и красных камней напоминанием? Конечно, станет. Поэтому, пожалуй, пусть оно будет, пусть существует, но только для меня, для моей памяти, чтобы всегда помнил о НЕЙ, о моей Лав.

До дома в Западном Ванкувере добираюсь к пяти утра. Впервые в жизни кусты рододендронов, собственноручно выбритая три недели назад лужайка и страшная ёлка, которую посадил, перепутав саженцы в Canadian Tire, кажутся мне родными. Вхожу тихо, чтобы никого не разбудить, и первое, что со мной случается — бесконечная улыбка: я чувствую запахи своего дома. Да, тут пахнет моим домом: Евой, детьми и хвоей — потому что мои отпрыски, похоже, заставили Еву в начале ноября купить Рождественскую ёлку в горшке. При виде увешанного гирляндами холла, столовой и лестницы, у которой красуется высоченная, но ещё не украшенная ель (видно, вчера только купили), я улыбаюсь. Сгрузив чемоданы с подарками у стены, опускаюсь на мгновение на пол, чтобы в тишине и темноте перевести дух, насладиться красотой и уютом развешанных по стенам крошечных жёлтых огоньков и осознать, насколько счастливый я человек.

Поднимаюсь наверх, заглядываю в спальни к детям — все четверо ещё спят. Дрыхнут мои маленькие гномы.

Однако, открывая дверь в супружескую спальню, я не могу унять не только пришибленную от радости и предвкушения улыбку, но и ускоренное сердцебиение.

Ева тоже спит, и тоже как беззаботный гном. Я невесомо касаюсь губами её лба, но она не просыпается — продолжает мирно сопеть, смешно подвернув под щекой руку. В этом мгновении я ещё отчётливее осознаю всю силу своей любви к ней и собственную роль в её судьбе — наконец она перестала кричать по ночам. Годы ушли у меня на то, чтобы залечить её раны, но я знаю, что исцелить их полностью мне никогда не удастся. Я буду до самой своей смерти нести этот крест — чувство вины.

Протягиваю руку к её смартфону, выключаю будильник, заведённый на шесть тридцать — разбужу детей сам и сам же развезу их по школам. Пусть Ева поспит ещё немного, дети наверняка измучили её за эти недели, особенно мальчишки.

Дочь бужу первой — именно так поступает Ева, нужно ведь ещё косы заплести. Моя вторая девочка, Альба, не просто ребёнок для меня — она напоминание. Альбе достались мои глаза — каре-зелёные, и Ева как-то сказала, что у Лав были такие же. Я не спрашивал, откуда ей это известно — некоторые вещи мы просто знаем.

— Папа! Ты приехал! — в глазах дочери, хоть и сонных, мгновенно загорается искрящаяся радость. — А мы ёлку купили! Настоящую! В горшке! Она не умрёт долго-долго, а в январе ты посадишь её на заднем дворе! А Дариуса выгнали из школы, но потом приняли обратно! А Джордан плюнул в учительницу, и мама запретила ему мультики на неделю! А мы по тебе очень скучали! Особенно мама! Мама сильно-сильно скучала, даже плакала!

Господи…

— А что ты мне привёз?

— Много всего, но подарки мы посмотрим после завтрака, окей?

А ещё лучше — после школы, но это вряд ли реалистичный сценарий.

— Ура-а-а! А ты купил мне рюкзак с единорогом? А костюм?

— Рюкзак купил, а костюм тебе уже мама купила, — подмигиваю.

Альба надувает губы:

— Он голубой и полосатый…

— А ты какой хотела?

— Розовый, конечно!

— Почему же вы не купили розовый?

— А не было!

— Так и там, где я был, розовых тоже не было! — вру. Костюм спрячем на Рождество под ёлкой — будет подарок от эльфов.

— А русалочий хвост купил?

Господи, это что-то новенькое… Очередная девчачья заморочка, о которой Ева ещё не успела мне сказать.