Глаза у него были большие, светло-голубые, растерянные. Он говорил отрывисто, глядя куда-то в сторону.
— Что это значит? — спросил он. — Что значит все это?
Я поглядел на него и ничего не ответил. Он протянул ко мне белую тонкую руку и заговорил жалобно:
— Почему дозволяются такие вещи? Чем мы согрешили? Сегодня, после ранней обедни, я вышел на улицу, чтобы погулять немного и освежиться. И вдруг — огонь, землетрясение, смерть! Содом и Гоморра! Все наши труды пропали даром. Кто такие эти марсиане?
— А кто такие мы сами? — ответил я, откашливаясь. Он обхватил руками колени и снова повернулся ко мне. С полминуты он рассматривал меня молча.
— Я прогуливался по дороге, чтобы освежиться, — сказал он. — И вдруг огонь, землетрясение, смерть!
Снова он замолчал. Подбородок его почти касался колен. Потом он заговорил опять, размахивая рукой.
— Все труды. Все воскресные школы. Чем мы провинились? В чем виноват Уэйбридж? Все исчезло, все разрушено. Церковь! Мы только три года тому назад ее перестроили, — она исчезла, стерта с лица земли! Почему?
Новая пауза. И снова он забормотал, как слабоумный.
— Дым от ее пожарища будет вечно подниматься к небу! — воскликнул он.
Его глаза блеснули; костлявым пальцем он указывал на Уэйбридж. Я начал догадываться, что передо мной душевнобольной. Ужасная трагедия, свидетелем которой он был, — очевидно, он спасся бегством из Уэйбриджа, — потрясла его рассудок.
— Далеко ли отсюда до Сенбери? — спросил я деловым тоном.
— Как же нам быть? — возразил он. — Неужели эти твари встречаются повсюду? Неужели Земля отдана им во власть?
— Далеко ли до Сенбери?
— Ведь только сегодня утром я служил раннюю обедню.
— Обстоятельства переменились, — сказал я спокойно. — Не отчаивайтесь. Еще есть надежда.
— Надежда?!
— Да, надежда, несмотря на все эти разрушения.
Я стал излагать ему свой взгляд на наше положение.
Сперва он слушал с интересом, но скоро впал в прежнее мрачное равнодушие и отвернулся. Его взгляд снова начал блуждать по сторонам.
— Это начало конца, — прервал он меня. — Конец. Великий и страшный день господа нашего.
Я старался разубедить его и, встав, положил руку ему на плечо.
— Будьте мужчиной, — сказал я. — Вы просто потеряли голову. Хороша вера, если она не может устоять перед несчастием! Подумайте, сколько раз в истории человечества повторялись землетрясения, потопы, войны и извержения вулканов. Почему бог должен сделать исключение для Уэйбриджа? Ведь он не агент страхового общества. Он слушал молча и вдруг спросил:
— Но как мы можем спастись? Они неуязвимы, они безжалостны…
— Ни то, ни другое, может быть, — ответил я. — Но чем могущественнее они, тем бдительнее и тверже должны быть мы. Один из них убит три часа тому назад.
— Убит! — воскликнул он, взглянув на меня. — Разве можно убить посланца божия?
— Я сам видел это, — продолжал я. — Мы с вами угодили как раз в самую свалку, только и всего.
— Что это за миганье в небе? — вдруг спросил он.
Я объяснил ему, что это сигналы гелиографа — небесное знамение человеческой силы и воли к борьбе.
— Мы находимся как раз посредине, — сказал я. — Пока все спокойно. Но это миганье в небе возвещает о приближающейся грозе. |