Хотя они и были единомышленниками, и Хинча Кечер считал себя приятелем Альберта, однако оба не доверяли и не симпатизировали друг другу.
— Знаете ли вы о том, что делается в городе? — спросил Кечер.
— Воины ночью пили и безобразничали, разве могло быть иначе? — возразил войт. — Что тут удивительного?
— А слышали ли вы, сколько они ограбили лавок? Сколько трупов принесено в ратушу? Зебюс потерпел убытку на тысячу марок. Панко Вангос убит…
— А вы бы хотели, — в гневе воскликнул войт, — даром освободиться из тисков Локотка? Даром ничего не дается!
— Но нам может это обойтись очень дорого, — возразил Кечер. Альберт, возмущенный этими упреками, вскочил с места. Но в
это время в дверь начали стучаться другие жалобщики, плача и крича. Фейт, начальник квартальных, появился с пораненной головой, обвязанной платком.
Войт, выведенный из терпения, кричал, бранился, не хотел никого слушать и без сожаления прогонял всех жалобщиков. В это время епископ, исполняя свое вчерашнее обещание, направился в замок к княгине.
Епископа сопровождала довольно многочисленная свита из духовенства, впереди шел сакристиан с крестом, а сзади — отряд силезцев.
Раздались возгласы: "Отворяйте епископу!"
На башне показался каштелян.
— Ни для епископа, ни для кого другого ворота не будут открыты! — сказал он спокойно. — Мы знаем, на чьей стороне епископ и чего он желает. Поезжайте себе с Богом.
Каноник епископа подскакал к самым воротам замка и начал угрожать ослушникам анафемой, так как никто не имел права заграждать епископу дороги в костел.
Но крики эти не привели ни к чему. Каштелян отвечал сухо и коротко:
— Поезжайте с Богом… Мы поговорим об этом в другом месте. Так они стояли некоторое время, осыпая ослушников угрозами
и не зная, что предпринять дальше, когда вдруг подъехал герольд от войта со знаменем и силезским орлом на груди, громко трубя и добиваясь встречи в качестве посла с княгиней Ядвигой.
Ему отвечали, что княгиня не желает вступать в переговоры с насильниками, самовольно захватившими город.
Поднялась брань на польском и немецком языке, а час спустя, потеряв напрасно время, епископ вернулся ни с чем в город. Вслед отъезжавшему герольду посыпался град камней.
Прибежал и сам войт, но у ворот никого из имеющих власть не оказалось, и никто не захотел выйти к нему.
Князь Болеслав пировал в доме войта за обильно уставленным всякими яствами столом и весело шутил со своими собеседниками в полной уверенности, что его вот-вот повезут в замок.
Неожиданный случай расстроил ему веселую беседу. Утром, когда город был уже взят Болеславом, прибыл к Локотку, ничего не зная о происшедшем, Винцент из Шамотул. И только при въезде в город узнал, что там уже сидел Болеслав Силезский. Он ехал по-магнатски, окруженный многочисленной свитой из вооруженных людей, и силезцы, увидев его, сейчас же сообразили, чью сторону он держит и, окружив отряд, хотели взять его в плен. Но с Шамотульским было не так-то легко справиться.
И он, и люди его тотчас же взялись за мечи и дубинки. У ворот завязалась борьба, так что сам войт прибежал узнать, что случилось.
Пан из Великой Польши в бешенстве разгонял толпу, нанося удары направо и налево. Войт, зная его и опасаясь последствий, крикнул силезцам, чтобы они оставили его в покое, а сам, забрав с собой Винцента, повел его к Болеславу.
Шамотульский, нимало не испугавшийся, шел за ним. Князь Болеслав сидел еще за столом, когда войт доложил ему о новоприбывшем и советовал постараться привлечь его на свою сторону. За ним вошел и Винцент с такой самоуверенной и горделивой осанкой, как будто ему и дела не было до нового пана.
Силезец принял его очень приветливо. |