|
Словно в тумане он видел черно-красные мантии судей, деревянные панели, большое распятие, зрителей, они садились, вставали, утирали пот… Так же безучастно Поль прослушал обвинение, зачитанное гнусавым письмоводителем. Несчастный юноша пребывал в прострации, бесчувственный ко всему, что так близко его касалось. Ему казалось, что он раздвоился, что в нем два Поля — один задыхался от унижения на позорной скамье, а другой, растворившись в публике, с жалостью смотрел на первого.
Во время допроса к нему на время вернулась воля. Председатель задавал вопросы, а он старался их понять и ответить наилучшим образом, руководимый лишь одной заботой — полностью признать вину, чтобы отвести подозрения от отца. Жертва, приносимая сыном, была непомерна, бесчеловечна. Полем владело одно желание — скорее покончить с кошмаром, в котором он жил вот уже два месяца. Перед судом прошла вереница свидетелей, все показывали в пользу Поля и смотрели на юношу с дружеским сочувствием. Он слышал голос генерального прокурора, требовавшего приговора без смягчающих обстоятельств. Это значило, что честная и безупречная трудовая жизнь, которую обвиняемый вел до совершения преступления, не должна учитываться. Адвокат, хотя и был связан по рукам и ногам обещанием не упоминать об отце, будучи уверенным в невиновности своего подзащитного, произнес блестящую речь, ставшую сенсацией. Никогда раньше красноречие мэтра Обертена не было столь убедительным. Слова, шедшие от сердца, волновали слушателей, выжимали слезы у самых жестокосердных, речь защитника сопровождалась криками «Браво!», которые бесстрастный председатель немедленно пресекал. Когда адвокат описывал полную невзгод и лишений жизнь обвиняемого, в зале послышались рыдания. Присяжные казались взволнованными. Они удалились в свою комнату, где должны были ответить на четыре вопроса: о краже, о соучастии в краже, о поддельных подписях и о возможности принять во внимание смягчающие обстоятельства. Обвиняемых увели. Завсегдатаи Дворца Правосудия, все еще переживавшие блестящую защиту мэтра Обертена, выражали уверенность в оправдательном приговоре. Виктор был взбешен. Он сказал Полю: — Твой адвокат расстарался. Можешь и выскочить… Впрочем, подождем. Позвонили к продолжению заседания. Присяжные, председатель и его помощники вошли в зал. Судьба Поля вот-вот должна была решиться. Обвиняемых вновь усадили на скамью подсудимых. В зале установилась тяжелая, напряженная тишина. Старшина присяжных встал и, приложив руку к груди, заговорил глухим голосом: — Перед Богом и людьми присяжные ответили на вопросы следующим образом: на первый вопрос большинством голосов — да; на второй вопрос большинством голосов — да; на третий вопрос большинством голосов — да; на четвертый, в том, что касается обвиняемого Виктора Бине, нет, большинством голосов, и да, то есть признание смягчающих обстоятельств для обвиняемого Поля Бернара. Поль еще не понимал, что четыре «да» делали его виновным по всем пунктам. Несчастный мальчик, в ушах которого продолжали звучать слова его адвоката, все еще на что-то надеялся. Злорадный голос Виктора, свистящим змеиным шепотом заползший в уши, вернул его к действительности: — Славно! Дружок, да ты схлопочешь по меньшей мере пять лет. Вот так удача! Малышка Мели недаром грозилась рассчитаться с тобой за все сразу… Красный туман застлал глаза Поля, когда он услышал приговор присяжных: — Виктор Бине — десять лет каторжных работ и десять лет ссылки, Поль Бернар — пять лет каторжных работ и пять лет ссылки. Председатель добавил, что у обоих есть три дня, чтобы подать кассационную жалобу. Судебный молох перемолол свою невинную жертву! В этот момент тишину зала разорвал пронзительный женский крик, крик раненого зверя. Он хлестнул по сердцу Поля. |
