Всё, впал в молитвенный экстаз, сейчас он, по сути, под мощнейшей наркотой находится, пытать его попросту бесполезно. Но кое-что этот болван уже сказал, сам того толком не поняв в этом изменённом психическом состоянии.

– Только один недоносок во всей Италии не просто утверждает, что с ним сам бог разговаривает, но ещё и ухитряется кое-кого в этом убедить, - хмыкнул я. – Уши Савонаролы виднеются и за этими беспорядками. Неудивительно, чего уж там.

– Прикажете железо калить, Ваше Высокопреосвященство?

– Нет, любезный, он сейчас в таком состоянии, что это бесполезно. Скорее сдохнет, чем говорить начнёт. А если и не сдохнет, то перед следующим допросом его лечить долго придётся, – призадумавшись, я добавил. – Лучше с других начать. Они наверняка не такие фанатичные, а знать могут немногим меньше Симона. Да и раскалённое железо… грубо. Например, можно принести сюда… муравейник. Ага, именно муравейник, после чего поместить его рядом с одним из любителей скрывать правду. После чего, связав болезного, посадить его на этот самый муравейник. Муравьишкам такое сильно не понравится. Они его сначала просто кусать начнут, а потом и жрать заживо. Для пущей привлекательности можно выбранного вымазать сладким сиропом. Они это любят, быстрее кушать станут. Говорят, что за пару дней от человека только скелет и остаётся. Или за три дня, я уж и позабыл немного. Только вот кого из них мне на это дело первым пустить? Есть желающие?

Говоря это, я уже был вне камеры, где находился Симон. Другие же пленники были не столь готовы приносить себя в жертву. Точнее сказать, не все из пленников были готовы к этому. Наловчившись ещё много лет тому вперёд с ходу отбирать наименее устойчивых, я ткнул пальцем в показавшихся наиболее податливыми.

– Этот… Ну и тот, я пока не решил, кого первого. А ко второму можно просто крысу в чашке привязать и свечу поднести. Этот зверёк куда быстрее муравьёв языки развязывает. Правда выжить после такого не всем удаётся, если слишком долго упорствуют.

– Я расскажу, Ваше Высокопреосвященство! – забился в истерике тот, которому светила крыса. – Помилуйте, недостойного раба божьего Августина!

– Может и помилую. Говори! А ты, Бьяджио, записывать будешь. Перо с чернилами и бумагу сюда. Быстро!

Раскололся один из голубчиков, от головы до жопы, это без сомнения. А раз начал говорить, то теперь его заткнуть сложновато будет. Единственная проблема – отсеять действительно ценную информацию от откровенного мусора и снизить процент мольб о пощаде и прочих ненужных возгласов.

Глава 12

Флорентийская республика, Флоренция, сентябрь 1492 года

Утро добрым… бывает довольно редко. В моём случае, отсутствие доброты объяснялось тем, что допоздна засиделся в подземной части резиденции Медичи, слушая словесные испражнения сначала одного из монахов, оказавшегося самым нестойким, а затем и других. Всем известно, что как только начинает колоться первый из кодлы, то другим на порядок легче последовать его примеру. Дескать, не мы начали, он больше других виноватый.

Да, разговорились не все, а лишь трое из семи, про Симона я и вовсе молчу. Этого психологическим прессингом не проймёшь, надо применять допрос третьей степени, причём не обычный для этого времени, а замысловатый, способный пробить броню фанатизма. Стоит ли овчинка выделки? Несомненно, потому как этот самый Симон был не мелкой сошкой, а вполне себе доверенным лицом, сбежавшего во Францию Джироламо Савонаролы. Не единственным, само собой разумеется, и даже не из главных, но для начала и такого источника информации будет достаточно.