Телевизионная съемочная группа томилась в Кремле с восьми утра, хотя для маскировки Борис Николаевич еще 28 декабря записал стандартное поздравление с Новым годом. Держали телегруппу в комнате без телефона, а мобильные отобрали. В десять Ельцин приехал в Кремль. Запись была назначена на одиннадцать. Он распорядился пригласить Путина, который находился в тот момент в Белом доме, и силовых министров.

Телеобращение Ельцина должно было выйти в эфир в полдень по московскому времени, потому что на Дальнем Востоке уже готовились отмечать Новый год. На телевидение кассету отвез, никому не доверяя, сам Валентин Юмашев в бронированном лимузине, впереди мчалась машина ГАИ.

Когда Борис Николаевич начал читать свое прощальное обращение, голос его дрогнул. Съемочная группа решила, что он сейчас заплачет:

— Мои друзья, дорогие мои, сегодня я в последний раз обращаюсь к вам как президент России. Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми умными, сильными, энергичными людьми. А мы, те, кто стоит у власти уже многие годы, мы должны уйти…

Прощаясь со страной, Борис Ельцин говорил, что он уходит раньше положенного срока не потому, что плохо себя чувствует:

— Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял: главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернется в прошлое. Россия всегда теперь будет двигаться только вперед. И я не должен мешать этому естественному ходу истории. Полгода еще держаться за власть, когда у страны есть сильный человек, достойный быть президентом и с которым сегодня практически каждый россиянин связывает свои надежды на будущее? Почему я должен ему мешать?

Прощальное выступление Ельцина было, как всегда, ясным и точным. Конечно, речи президенту пишут помощники. Но они пишут такие речи, которые президент желает произнести.

— Я хочу попросить у вас прощения, — говорил в тот день Ельцин. — За то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил. Казалось, одним рывком — и все одолеем. Одним рывком не получилось.

Он не лукавил, действительно в это верил.

«Весной 1986 года, — вспоминает тогдашний посол в ФРГ Юлий Квицинский, — первый секретарь Московского горкома партии Борис Ельцин, приехав в Западную Германию, убежденно говорил, что перестройку надо сделать за три-четыре года. Ради этого Ельцин готов был спать несколько часов в сутки, пожертвовать своим здоровьем и даже жизнью».

Посол Квицинский засомневался: потерять здоровье и загнать себя — дело не хитрое, но так быстро завершить перестройку едва ли удастся.

— Надо не бояться один раз сделать больно, — повторил тогда Ельцин, — потом будет легче.

Разве мог тогда предположить сделавший блистательную карьеру сравнительно молодой партийный работник, сколько раз он сделает больно стране и сколько раз ему самому будет больно.

— В чем-то я оказался слишком наивен, — говорил он 31 декабря 1999 года. — Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи… Но я хочу, чтобы вы знали. Я никогда этого не говорил, сегодня мне важно вам это сказать.