«Фёдора же Никитича с братьями и с племянником с князем Иваном Борисовичем Черкасским не единожды приводили к пытке», — утверждает «Новый летописец». Более нет никаких указаний на процедуру дознания и её результаты. Нет данных и о том, что указанные лица — Фёдор Никитич и его племянник Иван Черкасский^^^ — физически пострадали при дознании, а такое часто случалось. Никаких телесных недостатков у них потом не наблюдалось, и они прожили после тех мытарств долго: Фёдор-Филарет преставился в 1633 году, а Иван Черкасский в 1642 году.

О судьбе Ивана Черкасского, который при Царе Михаиле Фёдоровиче в 1630-х годах станет фактическим главой государственного управления, следует сказать особо. Он родился около 1580 года и в 1598 году в качестве стольника подписался под соборным определением о призвании Бориса Годунова на Царство. Князь Черкасский был взят вместе с Романовыми^^^. Уже потом выяснилось, что старобоярский дом князей Черкасских часто посещал Григорий Отрепьев, который служил у Романовых. Исходя из знакомства будущего Лжедмитрия с Романовыми, некоторые авторы предполагают, что именно этот факт мог стать поводом для разгрома Романовского клана. Но думается, что это слишком вольная интерпретация. В 1600 году, когда начало раскручиваться это дело, будущий самозванец ещё был никому не известен, и даже не вполне ясно, находился ли он в России или уже бежал в Польшу.

Боярский приговор, состоявшийся в июне 1601 года, определил князю Ивану Черкасскому самую высшую меру наказания, какая только была применена в этом процессе: имение его было «отписано на Государя», а самого его решено было сослать в Сибирь на житье; туда же были сосланы только двое из выдающихся представителей рода Романовых — Иван и Василий Никитичи. Однако пристав, везший князя Ивана Борисовича в ссылку, получил приказание оставаться со своим узником до царского указа в Малмыже на Вятке. 28 мая 1602 года Царь указал быть князю Ивану Черкасскому и дяде его Ивану Никитичу Романову на государевой службе в Нижнем Новгороде; пристав должен был везти князя Ивана из Малмыжа в Нижний нескованного и смотреть, чтобы он ни во время пути, ни в Нижнем ни в чём не нуждался и никакого «лиха » над собой не учинил. В Нижнем Новгороде князь Черкасский должен был «жить до указа», который и вышел 17 сентября 1602 года: Царь Борис «пожаловал» князя Ивана и Ивана Никитича Романова, велел их «взять к Москве», куда князь Иван и был привезен в ноябре того же года.

Возвращаюсь к поставленному ранее вопросу: были ли добыты в ходе следствия некие компрометирующие Романовых показания, уличающие их в злоумышлении против Царя, то есть в государственном преступлении особой тяжести? Точного ответа нет. Можно предположить, что что-то всё-таки обнаружилось, но что именно, так и осталось не ясным. Получается, что в итоге остались только «коренья»? Думается, что не только. Ведь существовали какие-то «изветы »^^^ служащих на своих господ, их «рабов и рабынь », по лексике «Нового летописца », которых «подучали » доносить.

Здесь уместно сказать о следующем. Трудно сомневаться в том, что Борис Годунов боялся отравления. В ту эпоху отравление было, так сказать, инструментом «политической борьбы» как у нас в стране, так и за рубежом. Разговоров об этом всегда было много, но подлинных фактов почти и нет. Ясное дело: подобные чёрные дела никогда не афишировались.

Но вот что установлено доподлинно: Царский род повергался целенаправленной травле на протяжении нескольких поколений.