Московские улицы были аляповаты и теплы в своей безалаберности. Улицы Дивноморска были уютны своей видимой прочностью и основательностью. И, казалось, не было истории длинной, военной, разбомбленной. Не было того времени, когда бывшие владельцы собрались в двадцать четыре часа и уехали, чтобы впредь не вернуться, никогда уже не сесть на свои диваны в вышитых накидках, чтобы пить кофе за основательными круглыми столами. Они уезжали, зарывая в огородах фамильное серебро, втайне надеясь откопать его по возвращении и передать старшей дочери в день свадьбы… Женя не спеша шла и заглядывала в сады – это было легко сделать, жители улицы отгородились от прохожих ажурными сетками. «Я только вчера была в Москве, а сегодня гуляю по этим незнакомым улицам. За что огромное спасибо Суржикову!» – подумала девушка и достала из сумки телефон. Она остановилась на перекрестке, встала под сень огромной липы и набрала номер Вадима Леонидовича.
– Здравствуйте, это Женя! Вам удобно сейчас разговаривать?! – закричала она.
– Евгения Ильинична, я вас отлично слышу, – голос Суржикова раздался совсем близко, словно он стоял за плечом Пчелинцевой.
– Извините, я думала, что тут плохая связь! Я звоню сказать, что прибыла на место, уже устроилась и выхожу на работу. И еще. Спасибо вам за такую помощь!
Женя, отключив мобильник, продолжила свою прогулку.
А в Москве Вадим Леонидович Суржиков посмотрел на телефон и усмехнулся. «Конечно, она особа умная, энергичная, но Олегу прикурить даст! – подумал он. – Впрочем, может, ему после всех семейных разборок этого и нужно. Так сказать, отвлечься». Вадим Леонидович бросил взгляд на рабочий стол и поморщился. Ему вдруг захотелось вот точно так же, как Пчелинцева, «свалить» из Москвы буквально на край земли. «Но куда тут свалишь – если доклад и… прочее», – вздохнул он.
Вадиму Леонидовичу Суржикову было сорок пять. Последние пять лет он ходил в «женихах», поскольку был в разводе. О том, что от него ушла жена, на кафедре, да что там – на факультете, знали все. И не уставали обсуждать, почему это произошло. Распространенное мнение, будто молодой, красивый, успешный преподаватель вуза неизбежно станет изменять жене со своими студентками в отношении Суржикова «не работало». Суржиков вел себя в университете безукоризненно. Ни один, даже самый пристрастный, наблюдатель не смог бы его заподозрить в нарушении педагогической этики. Более того, на кафедре его даже упрекали в негибком и суровом отношении к студенткам.
– Вы бы помягче с ними. Это девушки взрослые, самолюбие у них… – говорили умудренные опытом седые дамы-преподавательницы.
– Отчего же тогда это самолюбие им позволяет получать неуды? – усмехался Суржиков.
Одним словом, загадка развода была своего рода вечной головоломкой – каждое новое поколение начинало свое обучение с вопроса, как же такой интересный, умный, прекрасно одетый мужчина оказался одиноким. Романы ему приписывали разные, но никто так точно и не знал, с кем Суржиков встречается и встречается ли вообще. Женя Пчелинцева, понаблюдав за Суржиковым, сказала своим близким подругам-однокурсницам:
– Ну, кто, скажите, выдержит такого зануду?! Ну, одет он хорошо и говорить умеет, да что с того? Он цепляется, как заноза!
Рита Коробицина усмехнулась:
– Женя, но он профессор МГУ! Он на симпозиумах и конференциях выступает! Из «ящика» не вылезает!
– Ну, положим, на телевидение не одного его приглашают – у нас на кафедре полно таких, – возразила Лена Титова.
Женя насмешливо поглядела на подруг:
– Девочки, ерунда полная! Это только поначалу интересно. |