Он не стал повторять сейчас то, что сказал ей тогда, во время их прогулки по Нью-Йорку, когда она выразила неуместную надежду на то, что его удача как публициста вскоре повернётся к нему лицом – он не стал напоминать ей, что она замечательное создание. Он просто продолжал объяснять всё то, что мог объяснить, чтобы совсем скоро она узнала его лучше и поняла, что может полностью ему доверять.

– Вот почему я здесь. Моё эссе – это самая важная вещь, которую мне удалось сделать, если говорить о моих литературных притязаниях. Я должен был либо бросить эту игру, либо довести её до конца – в зависимости от того, удастся ли мне вынести своё детище на свет. И однажды я получил письмо от редактора «Рэйшнл Ревью», в котором сообщалось, что он будет счастлив напечатать её, что статья хороша, и он будет рад дальнейшему сотрудничеству. Ну, он ещё не раз услышит обо мне! В письме было много хорошего. И я действительно думаю, что это привлечёт некоторое внимание. Сам факт публикации переворачивает мою жизнь. Для вас это может прозвучать жалко, ведь вы сами публиковались, вы были в центре внимания несколько лет и во всём добились успеха; но для меня это огромная победа. Это заставляет меня верить, что я кое-что могу. Это меняет мой взгляд на собственное будущее. Я строил воздушные замки и для вас отвёл самый лучший. Но это великая перемена, и, как я уже сказал, поэтому я приехал.

Верена не упустила ни слова из этой кроткой, примирительной речи. Многое её удивило, и когда Рэнсом закончил говорить, она спросила:

– Неужели вы не были уверены в своём будущем раньше?

По её тону он понял, как мало она подозревала о том, что в нём поселилась боль разочарования, как мало она сомневалась, что однажды он одержит окончательную победу над изменчивой судьбой. И это было самым сладостным подкреплением его мыслей о том, что, возможно, у него есть талант. Письма от редактора «Рэйшнл Ревью» оказалось недостаточно, чтобы его убедить.

– Увы, я был в ужасной тоске: мне казалось, что во всём мире для меня нет места.

– Боже! – воскликнула Верена Таррант.

Четверть часа спустя мисс Бёрдси, вернувшаяся к своим письмам (у неё был поверенный во Фрамингеме, который обычно писал по пятнадцать страниц), увидела, что Верена вернулась в дом одна. Она остановила её и выразила надежду, что та не выбросила мистера Рэнсома за борт.

– Увы, нет. Он ушёл.

– Надеюсь, он вскоре расскажет нам что-нибудь.

Верена немного поколебалась с ответом и сказала:

– Он говорит лишь своим пером. Он написал весьма приятную статью – для «Рэйшнл Ревью».

Мисс Бёрдси смотрела на свою юную подругу довольным взглядом. Листы бесконечного письма трепетали на ветру.

– Восхитительно видеть, как всё складывается, не правда ли?

Верена не знала, что сказать. Но, взвесив слова доктора Пренс о том, что они могут потерять старую леди со дня на день, и всё сказанное Бэзилом Рэнсомом – «Рэйшнл Ревью» является ежеквартальным изданием, и статья его будет напечатана не так скоро, – она решила, что, возможно, мисс Бёрдси уже не сможет стать этому свидетелем. А значит, не стоило колебать её веры, дабы она могла не бояться судного дня. Верена позволила себе лишь поцеловать старую леди в лоб. Мисс Бёрдси воскликнула:

– Верена Таррант! Как холодны твои губы!

В этом не было ничего удивительного. Смертельный холод сковывал её тело – она знала, что ей не избежать ужасной сцены с Олив.

Она нашла подругу в её комнате, куда та сбежала от общества мистера Рэнсома. Она сидела возле окна, утопая в кресле, откуда, без сомнения, могла видеть Верену, когда та шла через сад к воде с этим возмутителем спокойствия. Она все ещё выглядела измождённой: её поза в точности повторяла ту, в которой Верена нашла её тогда в Нью-Йорке.