– Я хочу поведать тебе кое-что, не терпящее отлагательств. Я не рассказала тебе об этом, когда всё случилось. Не сказала и позже. Мистер Рэнсом приезжал ко мне однажды – в Кембридж, перед нашей поездкой в Нью-Йорк. Он провёл со мной несколько часов. Мы гуляли по университетскому городку. Уже после этого он написал мне. У нас с тобой был весьма обстоятельный разговор о нём, но я решила утаить это и поступила так намеренно. Я не могу объяснить почему – я лишь думала, что так будет лучше. Но теперь я хочу, чтобы ты знала. Зная это, ты будешь знать всё. Это было всего лишь однажды и длилось около двух часов. Я хорошо провела время тогда – он казался таким увлечённым. К тому же, я не хотела, чтобы ты узнала, что он приехал в Бостон и не навестил тебя. Я боялась, это оскорбит тебя. Я боялась, ты подумаешь, будто я предала тебя. Конечно, я умолчала. Но теперь я хочу, чтобы ты знала всё.

Верена сказала всё это на одном дыхании, быстро и пылко, как будто страстностью пыталась искупить недостаток честности. Олив слушала, пристально глядя на неё. На первый взгляд казалось, что смысл ускользает от неё, но потом она воскликнула:

– Ты предала меня – предала! Но твоё предательство всё же лучше, чем такие грязные откровения! И какое это имеет значение сейчас, когда он приехал за тобой? Зачем он приехал – чего он хочет?

– Он хочет, чтобы я стала его женой.

Верена сказала это с тем же пылом – тоном, который на этот раз не допускал упрёка. Но сказав это, она уронила голову на колени подруги.

Олив не стала поднимать её. Она только сидела молча, пока Верена удивлялась тому, что известие об эпизоде в Кембридже, который хранился в тайне от неё много месяцев, не поразило Олив с должной силой. Теперь она видела, что причиной тому ужас, охвативший её при мысли о том, что произошло только что. Наконец, Олив спросила:

– Это он сказал тебе там, у воды?

– Да, – Верена подняла взгляд. – Он хочет, чтобы я ответила прямо сейчас. Он считает справедливым, если ты узнаешь о его намерениях. Он хочет, чтобы я полюбила его. Он хочет, чтобы мы лучше узнали друг друга.

Олив откинулась в кресле, с распахнутыми глазами и раскрытым ртом.

– Верена Таррант, что там между вами? На что мне полагаться, чему верить? Два часа в Кембридже, перед поездкой в Нью-Йорк? – осознание предательства Верены, предательства, которое заключалось в молчании, охватывало её. – Господь милосердный, как ужасно ты поступила!

– Олив, я пыталась уберечь тебя.

– Уберечь? Если бы ты действительно хотела уберечь меня, его бы здесь не было!

Мисс Ченселлор выкрикнула это с неожиданной жесткостью, вспышкой, которая заставила Верену вскочить на ноги. Некоторое время две молодые женщины стояли друг против друга, и случайный наблюдатель мог бы принять их за врагов. Но так могло продолжаться лишь несколько мгновений. Верена ответила, с дрожанием в голосе, которое теперь было не проявлением страсти, а зовом милосердия:

– Ты хочешь сказать, я ждала его, звала его? Никогда в своей жизни я не была удивлена больше, чем когда увидела его здесь.

– У него столько же такта, сколько у его надсмотрщиков на плантации. Неужели он не знает, что ты ненавидишь его?

Верена посмотрела на свою подругу свысока, – выражение, которое обычно не было ей присуще:

– Это не так. Я всего лишь не разделяю его убеждения.

– Не разделяешь! О, Господи! – Олив повернулась к открытому окну, и прислонилась лбом к раме.

Верена замешкалась, потом подошла к ней, обвивая её рукой.