Миссис Таррант отправилась в город, чтобы встретиться с мисс Ченселлор, сообразуясь со своими собственными планами, не имеющими отношения к Верене. Она полагала, что у неё для этого есть предлог, во всяком случае, её достоинство требовало предлога, а родовая гордость Гринстритов на короткое время уступила место любопытству. Она хотела вновь увидеть мисс Ченселлор, на это раз в окружении её очаровательных аксессуаров, которым Верена при описании дома не уделила достаточного внимания. Ей хотелось, чтобы Олив нанесла визит в Кембридж, и она полагала, что должна положить этому начало собственным визитом, к тому же, ей хотелось увидеть место, где её дочь проводила столько времени. Официально она прибыла с тем, чтобы поблагодарить мисс Ченселлор за гостеприимство, которое та оказала её дочери. Беда была в том, что за все эти недели Олив так и не предприняла попытки познакомиться, и миссис Таррант неоднократно выговаривала дочери за то, что она не намекнёт подруге о необходимости завести знакомство с матерью. Верена же боялась признаться ей, что в воображении Олив миссис Таррант не занимала совсем никакого места. Она также не видела возможным объяснить (последнее время она стала выбирать выражения при разговоре с матерью и не чувствовала себя свободно дома), что Олив желает её расставания с семьёй, и поэтому не захочет заводить и развивать знакомства с ними. Но у миссис Таррант была ещё одна причина: ей страстно хотелось познакомиться с миссис Луной. Возможно, это желание было следствием недостатка общения: она была хорошо знакома с тем классом людей, которые посещали лекции, но ей было любопытно познакомиться и с теми, кто избегал всяких лекций. Миссис Луна, если верить описанию Верены, относилась к последним.

Верену очень интересовала миссис Луна. Своей подруге она поведала все свои секреты, кроме одного: если бы Верена могла выбирать, то хотела бы быть похожей именно на миссис Луну. Эта дама очаровала её и унесла воображение девушки в неведомые дали; она бы очень хотела провести целый вечер наедине с миссис Луной и задать её тысячу вопросов, но у неё никогда не было такой возможности. Она никак не могла застать её в состоянии покоя. Аделина появлялась лишь мельком, одетая всегда для концерта или ужина, на ходу бросающая Верене несколько ничего не значащих фраз и обращающаяся к сестре в той свободной манере, которая, как казалось Верене, ей самой никогда не будет доступна. Мисс Ченселлор ни разу не предприняла попытки её задержать и позволить Верене пообщаться с ней, ей бы и в голову не пришло, что подобная личность может заинтересовать её подругу; после ухода Аделины она возвращалась к разговору, который неизменно касался того, что они совместно могут сделать для своего угнетённого пола. Не то, чтобы Верену эта тема не интересовала – вовсе нет; она раскрывалась всё ярче в восхитительных обсуждениях с Олив и всё больше вдохновляла её. Но её воображение невольно уносилось в иные просторы, когда она пересекалась с этой другой жизнью в ходе того танца интеллекта, в котором партнёрша, безусловно, вела её, да так, что порою ноги (точнее, голова) подкашивались от усталости. Миссис Таррант застала дома мисс Ченселлор, но не была удостоена даже мимолётного взгляда на миссис Луну, что Верена в глубине души сочла за удачу. Если уж её мать после визита на Чарльз стрит принялась рассказывать ей о мисс Ченселлор так, будто Верена никогда с нею не встречалась, можно было только догадываться к каким умозаключениям она бы пришла после знакомства с Аделиной.

 Когда Верена наконец сказала подруге, что, по её мнению, той пора бы нанести визит в Кембридж, Олив откровенно объяснила свои мотивы, признав, что она очень ревнива и не хотела бы увидеть, что Верена принадлежит кому-то, кроме неё. Мистер и миссис Таррант будут давить на неё и выражать недовольство, а она не хочет видеть их и помнить об их существовании. Так оно и было, хотя Олив не могла сказать Верене всю правду – не могла сказать, что ненавидит эту ужасную парочку из Кембриджа.