– Я не знаю, что я должна делать. Пойдёмте! – сказала Олив почти сердито.

– Что ж, они уйдут от вас, так и не став лучше, чем пришли, – сказал Маттиас Пардон.

– Я думаю, вам лучше зайти в другой раз, – спокойно предложил Селах, хотя Олив почувствовала, что это неспроста.

Мистер Грэйси предпринял отчаянную попытку протестовать:

– Взгляните на нас, мисс Таррант. Разве вы не хотите спасти Гарвардский Колледж? – спросил он, притворно нахмурившись.

– Я не знала, что Гарвардский Колледж – это вы! – шутливо ответила Верена.

– Боюсь, вы сильно разочарованы, если ожидали сегодня узнать больше о наших убеждениях, – сказала миссис Таррант с оттенком беспомощного сочувствия, обращаясь к мистеру Грэйси.

– Что ж, доброй ночи, мисс Ченселлор, – продолжила она. – Надеюсь, вы достаточно тепло одеты. Я полагаю, вы согласитесь, что мы достаточно делаем для продвижения наших идей. И большинство людей вовсе не против них. Там небольшая дырка в террасе, доктор Таррант всё никак не запомнит, что надо попросить кого-нибудь заделать её. Боюсь, вы думаете, что мы слишком увлечены всеми этими новыми надеждами. Что ж, мы были очень рады видеть вас в нашем доме. Это пробудило во мне аппетит к общению с людьми. О, у вас колёсный экипаж? Я сама терпеть не могу сани, меня в них укачивает.

Таков был ответ хозяйки на весьма формальные слова прощания мисс Ченселлор, которое та произнесла, пока три леди шли вместе к выходу из дома. Олив удалилась из гостиной быстро, ничего не различая перед собой и не удостоив прощанием никого из присутствующих. В спокойном состоянии она была очень вежлива, но будучи взволнованной, вечно допускала досадные промахи, мысли о которых после долго мучили её по ночам. Иногда они пробуждали в ней угрызения совести, иногда чувство торжества. Сейчас же она чувствовала, что ей явно не хватило хладнокровия. Таррант хотел проводить её по ступеням, ведущим из дворика, к её экипажу. Он напомнил ей, что доски террасы в буквальном смысле находятся в крайне шатком положении. Но она попросила его не беспокоиться и практически втолкнула обратно в дом. Она вывела Верену в тёмную прохладу ночи, закрыв за ней дверь. Над ними раскинулось великолепное небо, иссиня-чёрное с серебром – сияющая сокровищница зимы, в котором звёзды были подобны мириадам льдинок. Воздух был тих и свеж, и мелькающий снег казался пугающим. Теперь Олив точно знала, какую клятву она хочет потребовать у Верены. Но было слишком холодно, и она не могла задержать её здесь надолго. Тем временем в гостиной, Миссис Таррант заметила, что, похоже, будто мисс Ченселлор не доверяет Верену её собственным родителям. И Селах доверительно добавил, что его дочь будет очень рада выступить перед всем Гарвардским Колледжем, если её пригласят. Мистер Бюррадж и мистер Грэйси тут же ответили, что пригласят её от имени Университета. И Маттиас Пардон подумал (и заявил) с ликованием, что ничего подобного доселе не бывало. Но тут же добавил, что будет нелегко уговорить на это мисс Ченселлор, тем самым выразив общее мнение собравшихся.

– Я вижу, что вы отчего-то сердиты, – сказала Верена Олив, пока они стояли под звёздным небом. – Я надеюсь, что причина не во мне. Я что-то не то сделала?

– Я не сердита – я встревожена. Я так боюсь потерять вас. Верена, не губите меня, только не губите меня! – Олив говорила тихо и страстно.

– Погубить вас? Вы боитесь, что я провалюсь?

– Вы не можете, конечно, вы не можете провалиться. Ваша звезда ведёт вас. Но не слушайте их.

– Кого вы имеете в виду, Олив? Моих родителей?

– О, нет, не ваших родителей, – холодно ответила мисс Ченселлор. Она помолчала и продолжила: – мне нет дела до ваших родителей.