|
Все они были с благодарностью отклонены, и он был уже готов поверить, что его акцент был так же заметен на бумаге, как и в устной речи, как получил другое объяснение от одного из наиболее откровенных журналистов, имевшего связи в газете борцов за права меньшинств. Этот джентльмен указал ему, что всем его идеям триста лет, и, без сомнения, любой журнал шестнадцатого века с удовольствием опубликовал бы их. Это пролило свет на его собственные подозрения, что он придерживается непопулярных взглядов. Несговорчивый редактор был прав насчёт того, что он не шагает в ногу со временем, но ошибся в датах. Он появился на несколько веков раньше, чем должен был, и оказался не слишком старомодным, а, напротив, чересчур передовым мыслителем. Такое признание не спасло его от попытки податься в политику, как будто не было другого способа стать представителем своего округа, чем выборы. Люди в Миссисипи могли не захотеть голосовать за него, но где ещё он нашёл бы двадцать долларов на его периодические отношения с женщинами, которые и без того были крайне редкими?
Я не буду пытаться описать все нездоровые взгляды Бэзила Рэнсома, ибо уверен, что читатель сам догадается о них по ходу повествования, поскольку они то и дело шаловливо и остроумно проглядывают в речах молодого человека. Справедливо будет отметить лишь, что они по природе своей были скорее стоическими, и что, вследствие определённых размышлений, в социальных и политических вопросах он был реакционером. Я полагаю, он был очень тщеславен, потому что ему очень нравилось осуждать своё поколение. Он считал его болтливым, ворчливым, истеричным, плаксивым, полным ложных идей и нездоровых экстравагантных привычек, и связывающим понятие расплаты только с магазином. Он восхищался последними идеями Томаса Карлейля и с подозрением относился к посягательствам современной демократии. Я точно не знаю, как эти странные ереси укоренились в нём. У него была длинная родословная, идущая от роялистов и рыцарей, и временами им как будто завладевал дух какого-то достойного, но не слишком интеллектуального предка, этакого широколицего и длинноволосого воина, с более примитивными представлениями о мужестве, чем требует современное общество, и куда менее вариативными представлениями о человеческом счастье. Он любил свой род, преклонялся перед праотцами и искренне жалел своих будущих потомков. Говоря так, я отчасти, предаю его, ведь он никогда не говорил об этих своих чувствах. Хотя он и считал своё поколение излишне болтливым, как я уже упоминал, сам он любил поговорить не меньше других. Но он умел придержать свой язык, если это было более эффектно, и обычно делал так, когда чего-то не понимал. Он провёл много вечеров в пивном баре, сдержанно покуривая трубку. Это продолжалось так долго, что стало показателем кризиса – полного и острого осмысления его жизненной ситуации. Это был самый дешёвый из известных ему способов провести вечер. В этом конкретном заведении Schoppen была действительно большой, а пиво очень хорошим. И так как хозяин и большинство посетителей были немцами, и их язык был незнаком ему, он не участвовал ни в каких разговорах. Он смотрел на дым трубки и думал, думал так усердно, что ему начало казаться, что он исчерпал все возможные мысли. Когда он, наконец, решал уйти, он направлялся вниз по Третьей авеню, пока не достигал своего скромного жилища. Совсем недавно там у него была возможность развеяться. Маленькая актриса варьете, которая жила в том же доме, и с которой у него установились самые близкие отношения, обычно в это время ужинала после представления в комнате рядом со столовой, и он частенько заходил туда поболтать с ней. Но, к его величайшему сожалению, она недавно вышла замуж, и муж увёз её в свадебное путешествие, которое одновременно было гастролями. Поэтому он с тяжелым чувством направился в свою комнатку, где на расшатанном письменном столе в гостиной нашёл записку от миссис Луны. Не буду пересказывать её подробно, так как не смогу передать всей её прелести. Она упрекала его в пренебрежении и хотела знать, что с ним случилось. |
