– Ну, ты совсем, - Борис усмехнулся. - Радеть за безопасность граждан - зло? За твою, между прочим, безопасность, Соловей.

    – Да каких граждан? - Андрей поднял на друга тоскливый взгляд. - Государство вы защищаете, а не граждан. В нашей стране эти понятия несовместимые. Две крупных разницы, понимаешь?

    – Я-то понимаю, - Борис взглянул на соседний столик, по которому все еще перекатывался невесомый цилиндрик сигаретного пепла, - а вот ты, вижу, не очень. Изменилась наша страна, очень даже изменилась. А ты не хочешь этого замечать, потому что стоять в позе обиженного интеллектуала гораздо удобнее, чем заниматься делом. Почему ты до сих пор никуда не устроился? Любой театр тебя примет без вопросов, или, хочешь, я поговорю с людьми на киностудии…

    – Обман все это, - Андрей нахмурился. - В том смысле, что не хочу я лицедействовать. Я хочу жить. Сам по себе, понимаешь? Не по сценарию, а своей жизнью.

    – Жить - это я понимаю, - Борис кивнул, - а работать? Ты, по-моему, путаешь жизнь и работу. Ну, отыграл ты вечером свое «кушать подано», а потом живи, как нравится. Так все делают, и не важно - в театре или на заводе. Или, например, в моей конторе. Что ты думаешь, когда я возвращаюсь домой, кто-то смотрит на меня как на суперагента? Галка иногда как закатит сцену, так вообще забываешь о своей героической профессии. Словно я и не майор безопасности, а шкодливый восьмиклассник в кабинете директора.

    – Это она может. - Андрей рассмеялся. - Построит в две шеренги кого угодно. Нет, Боб, все равно я с тобой не согласен. Талант надо применять по прямому назначению. А у меня он не актерский. Не знаю, какой, так за тридцать пять лет и не разобрался, но не актерский. И служить Мельпомене - для меня все равно что для художника расписывать рекламой трамваи. Не тот уровень.

    – Ну, свой театр организуй, авангардный, - Борис пожал плечами. - Не понимаю я, Соловей, чего ты хочешь, а потому и помочь тебе не смогу, наверное, никогда. В смысле - советом. Вляпаешься - вытащу, а вот советом…

    – Ты меня хотя бы слушаешь, - Андрей в очередной раз вздохнул, - это уже помощь.

    – Не могу же я плюнуть на двадцать пять лет дружбы, - Борис бесхитростно улыбнулся. - Надо бы тебя, нытика, послать подальше, да не получается.

    Он похлопал Соловьева по плечу и рассмеялся.

    – Да… - плечо Андрея слегка прогнулось под тяжелой ладонью товарища, и на лицо Соловьева вернулась кислая улыбка.

    – Встряска тебе нужна, - заявил Борис. - Как тогда, помнишь, в горах? Ну, когда бородатые нас в ущелье зажали… Сколько ты меня на себе пер? Километров пять?

    – А потом мне ротный чуть весь мозг не высосал за то, что я еще и автомат твой не прихватил, - Андрей оживился. - Вот тогда мой талант и проснулся в первый раз. Я ему выложил такие факты из его биографии, что он до самого дембеля меня Андрей Васильевичем называл и по всем рапортам-приказам проводил лучшим бойцом. Ты этот момент пропустил.

    – Да, я тогда в госпитале валялся…

    Воспоминания о страшных днях жестокой войны уже немного поистерлись, сгладились, но не ушли. Соловьев часто встречал людей с похожими воспоминаниями, но никогда не заговаривал с ними о прошлом. Только с Бобом. Другом детства, юности, горячей молодости, да и всей последующей жизни. Так уж распорядилась судьба, что даже в армии им пришлось служить бок о бок. И выжить в той мясорубке на дне каменного мешка посчастливилось только им двоим из взвода.