Но посудите сами: связи между республиками СССР и вообще всеми регионами уменьшались и ослабевали по двум причинам.

1. Местные «элиты», а попросту говоря, местный партхозактив почуял в национализме способ прийти к власти. Уже не в роли исполнителей воли «центра», а в роли глав независимого государства… Для них это было то же самое, что для средневекового рыцаря или максимум барона превратиться в короля или императора.

2. Ослабевали, источались, вообще рушились скрепы, держащие СССР, а другие скрепы не появлялись. Разрушение в политике многократно превосходило созидание.

Сейчас многие не могут простить Борису Ельцину знаменитое: «берите суверенитета, кто сколько сможет». Но это ведь — только политический лозунг в уже происходящем, уже идущем вовсю разрушении.

…22 августа 1453 года мусульмане ворвались в осажденный Константинополь. Они бежали по трупам своих, карабкались по развалинам стен Второго Рима не с именем Аллаха и Магомеда… Их лозунгом было «Ягма! Ягма!» — что означает всего-навсего — «Грабьте! Грабьте!» Виноват ли в грабеже и во всех совершенных преступлениях воин или офицер, орущий это «грабьте!», спрыгивая со стен внутрь осажденного города? Или действительность несколько сложнее?

Никак не оправдываю никаких подонков: ни взбесившегося мусульманина, поднявшего кривую саблю на город Святого Константина, ни пьяного партийного деятеля, гавкающего с экрана про «берите суверенитет». Но не они же сделали так, что становится выгодным грабить чужую страну или разваливать свою собственную. Их вина в том, что они включаются в подоночное действие и пытаются на нем нажиться, не более.

«Брать суверенитета» все больше и больше в СССР 1989–1990 годов имело смысл именно потому, что «центр» громадной империи практически ничего не делал. Интеллектуальная элита не создавала новых законов и не добивалась их введения в жизнь. Эта «элита» была слишком занята: она болтала. Еще она делила разные хлебные местечки в администрациях разного уровня, помещения в центре Москвы, телевизионное время и печатные площади, право оболванивать пропагандой и вести за собой «народ», а главное — делила право получать деньги из государственной кассы.

Политическое руководство, все эти сменявшие друг друга правительства тоже не делали почти ничего. Даже если интеллектуальная элита что-то придумывала, политическая элита все это аккуратно хоронила.

Уже ранняя «перестройка», сто бесов ей в печенку, началась с идей экономической реформы: «ускорения». Идея была — предприятиям предоставят самостоятельность, и они, неведомо по каким законам, начнут становиться доходными. И Горбачев, и глава тогдашнего правительства Н. Рыжков полагали, что развитие социализма от этого со страшной силой ускорится. Сейчас странно и вспоминать этот бред, но всю вторую половину 1985-го и весь 1986 год над СССР висел густой дурман не только «перестройки», но и «ускорения».

Естественно, все эти бредовые идеи были «благополучно» похоронены. Во-первых, потому, что сама идея «ускорения» была искусственной и мертворожденной. Что тоже, кстати, очень типично для революций: в них вечно пытаются внедрить в жизнь некие высосанные из пальца идеи, которые кучка болтунов признала истиной в последней инстанции.

«Ускорение» и предоставление какой-то непонятной «хозяйственной самостоятельности» было дико для капитанов советской экономики. Ходила ядовитая по тем временам карикатура, на которой директор предприятия диктует секретарше телеграмму в Министерство: «Перестроились досрочно.