Глупо представлять это сообщество подсоветских людей второго-четвертого поколений и врагами советской власти, и убежденными коммунистами. 99 % не были ни теми, ни другими. Люди осмысливали себя и жизнь в навязанных им идеологических формулах — других-то ни у кого не было. Деревенский дед, доивший корову, тем самым «выполнял продовольственную программу». Крепкий дядя, доставлявший в милицию хулигана, «сотрудничал с органами». Даже молодая женщина, родившая второго или третьего ребенка, «давала стране новых работников». Советский человек поневоле мыслил идеологическими штампами, но это не делало его ни марксистом, ни коммунистом.

Было все, что угодно. Были национал-социалисты и фашисты, были истовые либералы, арийцы, неоязычники и евразийцы, социал-демократы и анархисты, эсеры и еврокоммунисты… Кого только не было в числе советских интеллигентов, кто только не собирался на кухнях, не пил водки со вскрикиваниями и невнятными угрозами Бог знает кому.

Вот кого почти не было — это трезвомыслящих людей.

Партии и субкультуры

Тут надо оговорить очень важную вещь: чаще всего политическими партиями в позднем СССР называли не столько политические движения, сколько субкультуры.

Партия имеет свою политическую платформу: представления о том, какая модель экономики и общественного устройства лучше других. При этом на образ жизни членов партии и вообще членов общества партии глубоко наплевать. Тори и вигов в Британии интересовали способы сбора и распределения налогов, но совершенно не волновало, что говорят о разных системах налогообложения отцы Церкви и соответствуют ли их системы налогообложения космическим законам эволюции Вселенной. Поэтому консерваторы-тори и либералы-виги и были политическими партиями, а не идеологическими группировками.

Еще меньше тори и вигов волновало, спят ли после обеда их приверженцы, совершают ли они прогулки на берег моря и используют ли в пищу свежие помидоры (или соленые грибы… неважно что). То есть их не волновало, какой образ жизни ведут их сторонники и противники. А вот «советские партии» очень волновались по этому поводу.

«Свои» должны тусоваться со «своими»! Они должны быть все время на виду! Они должны поддерживать «своих» и ритуально ненавидеть «чужих»! Они должны говорить ритуальными формулами, из самих произнесенных слов становится ясно, «свои» они или «чужие». Для либерала «свой» не может называть Сталина великим государственным деятелем. Для «патриота» советского разлива «свой» не может говорить о «жестоких сталинских репрессиях».

Фактически в СССР формировались не политические партии, а субкультуры — сообщества людей, похожих психологически и мировоззренчески, ведущих похожий образ жизни и имеющих сходное отношение к событиям и деятелям отечественной истории.

В том числе и поэтому революция 1986–1993 годов была до такой степени бесплодна. Крику много, идейная борьба по всем фронтам, все больше и больше критики советского строя, самой советской идеи… До 1988 года критиковали по большей части злодея Сталина, клянясь в верности заветам Ленина и ленинским принципам. С 1988 года начали критику и Ленина. До 1989 года в открытой печати практически не обсуждалась перспектива распада СССР. К концу 1989 года центральные средства печати с недоумением констатировали: «Литва «уходит»…

За 3–4 года, с 1986 по 1989-й, СССР прошел путь от скованной дикими ограничениями партийной деспотии, где запрещено почти все… до государства практически без цензуры, анархического до предела, где не запрещено почти ничего. Но важно уточнить — в какой именно области жизни и что именно не запрещено?

Глава 2

Революция началась… и не закончилась

Распад СССР — неизбежность?

Самым заметным и самым важным следствием революционных событий 1986–1991 годов стал распад СССР.