Все перипетии с наследственной силой Пожирательницы Душ и собственно с черным богом той же редкостной ужасной профессии нелегко дались женщине. Оттого она так стремилась домой, в край, где суть Богини Любви и Логики, телесная и духовная сила находятся в полной гармонии с силой Мира Узла. Возвращаясь в Лоуленд, Элия от всей души надеялась вернуться к себе и в себя.

Белый с золотистыми прожилками мрамор коридора, арки окон в ажурном плетении светлого металла, картины, гобелены, очаровательные бесценные безделушки, украшавшие замок, умиротворяли душу, так же как эманации сил родственников, отпечатавшиеся в камне королевской резиденции.

Еще раз рассмеявшись, богиня ткнулась носом в грудь Нрэна, тот, пользуясь случаем, покрепче прижал ее к себе.

— Ну вот, не успела вернуться, уже с кем-то обнимается, и самое главное, не со мной! — возмущенно заявил Джей, демонстративно не узнавая Нрэна. Чтобы не узнать такого бога пришлось основательно напрячь воображение, но когда Джей чего-то хотел, для него не было ничего невозможного.

Сила Элии, явившейся в Лоуленд, плеснула такой жаркой волной, что принц, возвращавшийся из «Шальной удачи» — одного из любимых игорных домов ближайшего мира, устремился не в свои покои, а на поиски сестры. Бог сам до конца не отдавал отчета зачем, но одно мог утверждать наверняка: вовсе не затем, чтобы застать прекраснейшую из женщин в объятиях ожившей статуи — Нрэна.

Элия улыбнулась шутке брата, и тот, сочтя улыбку за поощрение, раздухарился еще больше. Порывистого принца, выражаясь разговорным языком «понесло». Он объявил:

— Знаешь, прекраснейшая, так нечестно! Довести меня до полубезумного состояния, у меня до сих пор при мысли о наших последних забавах в штанах тесно делается, и исчезнуть, даже не шепнув на ушко «прости-прощай!».

— Так сходи в семилепестковый веселый дом, — деловито предложила богиня, имея в виду класс борделей, предлагавших очень широкий выбор услуг, — и сними его на семидневку.

— А смысл? — передернул плечами Джей, ероша на голове волосы с вплетенными в них золотыми цепочками. — Все равно о тебе буду думать, о том, как ты меня могла б поиметь тогда… или сейчас…

Бездонные запасы терпения Нрэна, стоически хранившего неподвижность и молчание в течение всего этого безумного диалога, практически исчерпались. Воитель занес руку для удара не так, как если бы бил насмерть, настолько быстро и точно, что выбитая душа жертвы не успевала сообразить, почему покинула бренный мир плоти, но так, чтобы языкастый негодник, распустивший язык в его присутствии (вопиющая наглость!) знал от кого получает затрещину и проникся смыслом наказания.

— Не надо, — пальцы принцессы сжали плечо кузена, и она мысленно объяснила причины странного милосердия: — Всему виной остаточные эманации моей чистой силы. Джей сейчас словно под кайфом и собой не владеет. Что на язык лезет, то и метелит.

— Понятно, — уяснил ситуацию Нрэн.

Лихорадочно сверкающие голубые глаза, стоящий дыбом светлый хаер, непрерывно сплетающиеся и безостановочно крутящие замысловатые брелоки на поясе пальцы, кривящийся в полуулыбке-полугримасе рот — получили приемлемое и, что удивительно, даже вполне извиняющее объяснение. Джей, обожавший эксперименты над своим организмом и без того в край расшатанной нервной системой, вовсе не был пьян. Он даже не нажрался какой-то редкой, не выделяемой чутким обонянием воителя мерзости, просто попал под действие самых могущественных чар — силы Богини Любви, перед которой не мог устоять и сам Нрэн. Именно поэтому Джей утратил последние крохи осмотрительности. Воитель опустил руку, не нанеся удара. Пальцы богини благодарно пробежали по запястью кузена.

— Почему ему? Почему не мне? Со мной веселее, я красивее! — ревниво взъерепенился Бог Игроков, выставляя, как ему казалось в тот миг, весьма уместные и справедливые претензии.