На рассвете мы встретились с небольшой флотилией из восьми речных судов, шедшей навстречу нам со стороны Фив. Даже издалека я видел, что эти суда перевозят египетские войска, и на них подняты синие флаги фараона Тамоса. Я понял, что это подкрепления для войска вельможи Кратаса.

Увидев идущую на них нашу эскадру, все они тотчас принялись поворачивать, пытаясь уйти от нас. За несколько минувших дней я приказал своим людям сшить нехитрые синие знамена – как раз на случай такой встречи. Все триремы подняли на мачтах эти флаги, и галеры отошли к берегам и позволили нам пройти. Их экипажи изумленно смотрели нам вслед, а мы направились к Фивам, небрежно приветствуя их. Я уверен, что никто на этих судах никогда не видел таких трирем.

Этой встречи я хотел бы избежать. Было бы гораздо лучше, если бы судьба сокровища оставалась загадкой для верховного правителя Крита Миноса. Он не должен был усомниться в том, что гиксосы – мнимые его союзники и ограбили его, отняли серебряные слитки. А для этого нашей добыче, сколь бы грандиозна она ни была, следовало бесследно исчезнуть. Подобная задача отпугнула бы любого, но я уже нашел решение.

Он бы хранителем гробниц фараонов, былых и настоящих, мертвых и живых. Но, что гораздо важнее, он был назначенным архитектором гробницы фараона Мамоса.

Мой господин Интеф никогда не умел творить. У него скорее был дар создавать хаос и сеять разрушение. Сомневаюсь, что он мог бы построить загон для скота или голубятню, тем паче замысловатую усыпальницу, достойную фараона. Получая от царя все положенные ему по чину царские награды и милости, трудную работу, к которой у него не было ни склонности, ни желания, он оставлял мне.

Вельможу Интефа я воспоминаю не слишком хорошо и радостно. Это он приказал одному из своих приспешников оскопить меня. Это был жестокий и совершенно безжалостный человек. Но в конце концов я с ним расквитался.

Однако задолго до этого счастливого дня я придумал все помещения, туннели и погребальные залы великолепной усыпальницы фараона Мамоса. А потом руководил работами строителей, каменщиков, художников и ремесленников, создававших эту усыпальницу.

Наружный саркофаг фараона Мамоса вырубили из цельной исполинской гранитной глыбы. Он был достаточно просторным, чтобы вместить семь серебряных гробов, которые аккуратно входили один в другой. В самом последнем, внутреннем гробу должно было храниться забальзамированное тело фараона. Все вместе представляло собой огромную тяжесть. И все эти гробы следовало благоговейно перевезти на четыре тысячи локтей от погребального храма на берегу Нила к гробнице у начала Долины Царей.

Для этого перемещения я придумал и провел прямой, как стрела, канал от берега Нила через пойменную черноземную равнину до самого входа в царскую усыпальницу. Этот канал был достаточно глубок и широк, чтобы прошла погребальная баржа фараона.

Но судьба фараона Мамоса повернулась иначе. Он не успел ни дня провести в своей гробнице – гиксосы выгнали нас из наших земель. И, когда мы уходили в долгое изгнание, царица Лостра, жена фараона, приказала нам увезти с собой его забальзамированное тело.

Много лет спустя царица Лостра велела мне придумать и построить другую гробницу в свирепых нубийских диких землях, в тысячах лиг к югу. Там Мамос лежит и сегодня.

А его первая гробница в Долине Царей все эти годы пустовала. Но, что было гораздо важнее для моих планов, канал, который я построил от берега Нила до царской гробницы, сохранялся в прекрасном состоянии. Я знал это, ведь совсем недавно я проехал верхом по его берегу с моими маленькими царевнами, чтобы показать им усыпальницу их отца. Должен признать, они не проявили никакого интереса к истории своей семьи.

Даже спустя много лет я отлично помню размеры погребальной баржи Мамоса.