– Так и вижу ее во главе стола, повествующую о чудесах культуры, которые она повидала за границей, и доводящую своих гостей до помрачения рассудка. – Она потянулась к вазочке с конфетами и, вытащив одну, задумчиво добавила: – По-моему, в ней есть склонность к тиранству. Она просто расцветет, загоняя знакомых на прием к своему супругу, невзирая на их жалобы и протесты. У них будет идеальный брак, – заключила Честити, сунув конфету в рот, и снова откинулась на спинку кресла.
– А разве доктор Фаррел – тиран? – обменялась Пруденс озабоченным взглядом с Констанс.
Честити пожала плечами:
– Не знаю, но он с таким презрением говорил о своих будущих пациентах... – Она поколебалась, затем решительно продолжила: – Они стоят друг друга. Во всяком случае, у меня нет ощущения, будто мы обрекаем беззащитную женщину на брак по расчету с бесчувственным чурбаном.
– Ну хорошо, – согласилась Констанс. – Давайте сведем их вместе и посмотрим, что получится. Никто не заставляет их жениться. Они взрослые люди и сами решат, подходят они друг другу или нет.
– Представим их на приеме Кон, – предложила Пруденс.
– Нет, лучше у меня, – перебила ее Честити. – На Манчестер-сквер в среду.
– У тебя есть какая-то особая причина? – поинтересовалась Пруденс.
– Если помните, у меня созрело две идеи, – напомнила Честити. Хмурая гримаса, сопровождавшая любое упоминание о докторе Фарреле, бесследно исчезла. – Что вы думаете об отце и графине?
– Неплохо, – протянула Констанс. Затем нахмурилась. – Но тогда Лаура станет нашей сводной сестрой. И никто не осудит отца, если он предложит ей поселиться под своей крышей.
– Разумеется, – подтвердила Честити. – Но не так уж будет страшно, если мы выдадим ее замуж. Нам не придется общаться с ней, не считая семейных событий, и отцу, надеюсь, тоже.
– К тому же перспектива замужества матери может подтолкнуть дочь к алтарю, – предположила Пруденс.
– Вот именно, – улыбнулась Честити с оттенком самодовольства. – Мы убьем двух зайцев одним выстрелом.
– Итак, в следующую среду ты пригласишь обеих женщин, мы заставим отца выйти к гостям, даже если придется выкручивать ему руки, а Дуглас Фаррел получит обычные инструкции, – подытожила Констанс. – Ну и конечно, цветы для всех женщин, а для Лауры – белые.
– Гвоздики, – подсказала Пруденс. – Единственные цветы для бутоньерок, которые легко достать в такое время года.
– Значит, решено, – кивнула Честити. – Можно считать, что мы сегодня неплохо поработали.
Легкий стук в дверь предупредил о возвращении Макса и Гидеона. Мужчинам хватило одного взгляда на самодовольные лица сестер, чтобы сделать свои выводы.
– Так-так, кто же те бедолаги, чьи судьбы вы взялись устраивать? – полюбопытствовал Макс.
– Тебе прекрасно известно, что мы помогаем людям, – с достоинством произнесла его жена. – Мы работаем исключительно во имя добра.
– Скажи это тем несчастным, чьи жизни бесцеремонно исковерканы, а они даже ни о чем не подозревают, – проворчал Гидеон.
– Ты можешь привести хотя бы одну пару из числа тех, кого мы свели вместе и кто сожалеет о своей судьбе? – набросилась на него Пруденс.
Гидеон вскинул руки, признавая поражение:
– Не могу, но я незнаком и с половиной ваших клиентов.
– Тогда незачем лезть в наши дела. |