Изменить размер шрифта - +
Помочь?

– Ну что вы! – Она обернулась, стрельнула глазами, смутилась. – Садитесь, Саша.

Не Александр, а Саша. Алик Дрючин сказал бы – она на тебя запала, Ши-Бон, не теряйся!

Он наблюдал, как суетится Эмма, достает из холодильника отбивные, кладет на сковородку. Отбивные начинают шипеть, по кухне плывет такой сумасшедший запах, что пустота в желудке приобретает космические размеры, превращаясь в черную дыру. Он пытается сопротивляться и начинает искать, к чему прицепиться… Из принципа. Под девизом «нас вашими отбивными не возьмешь». Алик называет это духом противоречия, на самом же деле – элементарная упертость. Что есть, то есть. Кто без греха, возьмите камень.

Он обводит кухню внимательным взглядом. В кухне идеальный порядок; в холодильнике идеальный порядок… Не иначе, выносила супругу мозги: не туда сел, не там стал. Он и сбежал. Что и требовалось доказать. Хотя нет, сбегают не поэтому. Лично он, Шибаев, сбегает… А почему, собственно, он сбегает? Насилие! Семейное насилие. Ломание через колено. Она считает, что знает лучше, что ему нужно. И ломает. Еще скука. Смотришь на нее – и скулы сводит. Губы шевелятся, все время шевелятся, над верхней – милые усики. Зудит и воспитывает, замечает взгляд, затыкается и спрашивает: что? Ничего. Разве расскажешь… Он вздохнул.

Мясо… Отбивная. Вкуснейшая. Запах… до слез! Алик тоже умеет отбивные, но они не пахнут так соблазнительно. И черный хлеб. Одинокие женщины, как правило, не готовят, перебиваются хип-хап, как говорит Алик – шоколадкой и мороженым. Кухня – тот же театр, нужны зрители. Нет зрителей – нет театра. А у Эммы отбивная. Если хорошенько поискать, то можно не сомневаться, что найдутся и борщ, и тушеные баклажаны… Шибаев вздохнул.

– Что мне делать? – вдруг спрашивает Эмма.

Подперев щеку рукой, она смотрит, как он ест. Они все смотрят на него, когда он ест, и в глазах у них что-то… сразу даже не скажешь, что. Умиление, любопытство, радость… Алик считает это латентной сексуальностью и материнским инстинктом. Женщина, которая не кормит своего мужчину, асексуальна, считает Алик. «Взять твою Жанну, например, – говорит Алик. – Или мою австриячку. Архетип женщины, на которую западают, – это здоровеннаая тетка в фартуке с половником в руке, образно выражаясь. Горячая во всех отношениях». – «Не сказал бы, – не соглашается Шибаев, – Жанна вообще не готовит, но из себя очень даже!» Он натыкается на внимательный взгляд Эммы…

– Ничего. Делать буду я, – говорит Шибаев и внутренне морщится – фраза вполне в духе сериала, Алику понравилось бы. – Я попытаюсь его увидеть. Эмма… – он замолчал.

– Да?

– Вы сказали, что никогда не видели его раньше, так? Если предположить, что тот, из магазина, наш подозреваемый, – она кивает, – то есть никаких мыслей, кто он и что ему надо? – она мотает головой. – Вы храните дома какие-то ценности? Деньги, золото?

– Немного денег… Откуда золото? Цепочка и пара колечек. Едва хватает на жизнь, коммуналка растет и налоги. Я бы продала салон, пошла мастером, мороки меньше. Да кто ж его купит? И жалко. Мы родительскую дачу продали, машину. Мужу еще надо выплатить его долю, слава богу, согласился подождать.

– Почему вы расстались?

– Из-за бизнеса, наверное. Он давно хотел уехать, мы вместе планировали, у него друзья в Италии, а когда подошло дело, мне вдруг стало страшно, и салон – как любимая игрушка… Как его бросишь? Если бы хоть дети были…

– Никаких конфликтов с клиентами, соседями, коллективом? – деловито продолжает Шибаев, не желая углубляться в темы ее семейной жизни.

Быстрый переход