— Почему он влажный?

— Прости. Забылся и сунул его в карман. Но сразу же вытащил. Я, чтоб ты знала, ради него сражался с десятью констеблями.

С подозрением прищурив глаза, Ранетт листала страницы, пока не дошла до последней.

— Что это? — Она поднесла блокнот поближе к глазам и прочитала вслух нацарапанное там: — «Спасибо и прощай»? Да что с тобой такое?

— Все в порядке. Я подумал, время пришло.

— Ты уезжаешь?

— Ненадолго, но дело не в этом. Уверен, мы еще увидимся. Может, будем часто видеться, и все такое. Я тебя увижу… но не так, как раньше. Понимаешь?

Ранетт устремила на него долгий взгляд, потом будто расслабилась:

— Ты серьезно?

— Ага.

— Наконец-то.

— Пора взрослеть, да? Я вдруг понял, что… ну, если чего-то хочешь, это не означает, что ты это получишь, ведь так?

Ранетт улыбнулась. Уэйн ужасно долго не видел, как она улыбается. И когда она подошла и протянула руку, даже не дернулся. Чем был страшно горд.

Он взял ее руку, а Ранетт подняла ее и поцеловала тыльную сторону его ладони:

— Спасибо, Уэйн.

Он улыбнулся, разжал пальцы и повернулся, чтобы уйти. Но, сделав шаг, вдруг поколебался, перенес вес на другую ногу и сказал:

— Мараси говорит, ты встречаешься с другой девушкой.

— Я… ну да.

Уэйн кивнул:

— Ну так вот, не хочу, чтобы ты меня поняла неправильно, раз уж я такой весь джентльмен, и взрослый, и все такое. Но нельзя винить мужчину, если от подобных речей у него могут появиться всякие мысли. Полагаю, э-э-э… нет никакого шанса, чтобы мы втроем…

— Уэйн.

— Я даже не возражаю, если она толстая, Ранетт. Мне по нраву девчонки, у которых есть за что подержаться.

— Уэйн!

На лице Ранетт появились явные признаки надвигающейся бури.

— Ладно, — сказал он. — Ладно. Проехали. Ну да. Как по-твоему, когда мы будем с нежностью вспоминать эту беседу и наше памятное прощание, у нас обоих получится забыть мои последние слова?

— Я очень постараюсь.

Уэйн снял шляпу и с улыбкой отвесил ей глубокий поклон, которому научился от привратника в шестом поколении, встречавшего гостей у дверей бального зала леди Зобелл в Четвертом октанте. Потом выпрямился, надел шляпу и повернулся спиной. Уходя, он вдруг непроизвольно начал насвистывать.

— Что это за песня? — крикнула вслед Ранетт. — Вроде знакомая.

— «Последний вздох», — не поворачиваясь, ответил Уэйн. — Ее играли на пианино, когда мы впервые встретились.

Он так и не обернулся. Даже не проверил, не целится ли Ранетт в него из винтовки или чего-то в этом духе. Свернул за угол, пружинистым шагом направился к ближайшему людному перекрестку и выбросил пустой бумажник в канаву. Очень скоро подъехала наемная карета, кучер глянул в сторону, увидел бумажник и спустился, чтобы его поднять.

Выскочивший из переулка Уэйн, нырнул к бумажнику и покатился с ним по земле:

— Он мой! Я его первым увидел!

— Чушь! — Кучер ударил Уэйна хлыстом. — Я его обронил, ты, негодяй! Он мой!

— Ой, неужели? — огрызнулся Уэйн. — Сколько в нем?

— Я не обязан тебе отвечать.

Уэйн ухмыльнулся, демонстрируя бумажник:

— Вот что я тебе скажу.