— То же, что и ты, — явно волнуясь, ответила она. — Жду вылета.

— Но… слушай, там… — я не знал, как сообщить ей о том, что я сделал сегодня утром. Не выпалишь же в лоб «Знаешь, я сегодня твоего батю грохнул, пойдем чаю попьем».

— Я все знаю, — перебила она. — И не осуждаю.

— То есть как? — с этой девчонкой я иногда вообще переставал что-либо понимать.

— А так, — она бросала слова мне в лицо с каким-то отчаянием. — Ты думаешь, быть дочерью бандита — это такое великое счастье? Да у меня ни детства, ни друзей, ни пацанов не было никогда! Все детство — одни стрелки, разборки, убийства, менты, посадки, отмазы, кабаки… Отец меня содержал, конечно, но постепенно превращался в монстра! Он же совсем параноиком стал: купил он мне квартиру… что толку, если ему и в квартире везде враги мерещились! Он спать ложился со стволом под подушкой! Я понимаю — плохо так говорить об отце, но, честное слово, я уже сама думала, когда его грохнут, чтобы хоть пожить спокойно, а грохнули бы его скоро в любом случае!

— А я? Как же он меня к тебе допустил?

— Ну ты же уже все знаешь, — устало вздохнула Геля. — Ты им был нужен, вот и допустил.

— Ага. — я внезапно разозлился. — А ты, значит, обо всем знала и со мной в игрушечки игралась. Ах, давай погуляем, потом давай потрахаемся, потом давай я тебя накормлю, а потом все папаше выложу! Так было, да?

— Вова, ты чего? — в Гелиных глазах читался испуг. — Я тебя таким никогда не видела…

— Ты меня больше никаким не увидишь! Оставайся здесь и стучи дальше кому хочешь на кого хочешь! — я отвернулся и вскоре услышал сзади всхлипывания.

— Вов… ну миленький, ну послушай меня! Ну не могла я тебе сказать! Ну я же тебе намекала изо всех сил, чтобы ты понял! Я думала, что спрошу тебя о бандитах, и ты обо всем догадаешься!

Я резко развернулся.

— Чего ты от меня теперь хочешь?

— С тобой быть хочу. У меня билет на тот же рейс.

— И как ты себе это представляешь?

— Пока не знаю, — тихо ответила Геля. — Но я больше не хочу оставаться здесь… и без тебя.

— Если я только заподозрю, что ты со мной во что-то играешь… — начал было я.

— Так ты возьмешь меня с собой? — она подняла ко мне заплаканное лицо.

— Пойдем, — сказал я. — Там, кажется, нашу посадку объявляют.

* * *

Когда кто-то называет 90-е лихими, жуткими, кровавыми, жестокими — в общем-то, они правы. Жестокости и крови действительно хватало. Но все же всегда, во все времена были те, кто даже посреди кромешного ада оставались людьми. И кто знает, может быть, именно благодаря таким людям у нас и появился шанс не сойти с ума и двинуться дальше.