Леся чувствовала, как уходит жизнь из ее властного тела, как мертвеет в ней каждая клетка, как с кровью вытекает сила, как меняется тропа, по которой она должна была пройти, но теперь не пройдет. Откуда эти знания появились в Лесиной голове, она не знала, да и не хотела знать. Происходящее не вязалось с ее шатким представлением о сумасшедшей семейке, живущей в лесу. Это солнце, ушедшее так быстро, этот ветер, примчавшийся в дом по первому зову, этот безжизненный мужчина на столе, Аксинья, поющая сына собственной кровью. И ужас, сковавший все кругом. Это сложно было назвать массовым помешательством. Скорее, совсем иным миром, существующим по своим правилам.

— Она же умрет сейчас, — только и смогла выговорить Леся, когда Аксинья со стуком упала на пол, оторвав истерзанную руку от губ сына.

А Демьян вдруг зашелся захлебывающимся кашлем, изо рта его хлынула темная кровь, а следом — болотная жижа. Ее Леся сразу узнала по резкому землистому запаху, который остро чуяла через ткань, скрывающую ее собственную рану.

К Демьяну, захлебывающемуся гнилью, поспешила Стешка, перевернула на бок, попыталась оттереть грязный рот, но Демьян безвольно откинулся на стол, только подтеки жижи заструились вниз, пачкая длинные волосы.

— Отойди от него, — глухо приказала Аксинья, приподнимаясь на локте. — Он обращается…

— В кого? — не веря, что осмелилась, спросила Леся.

— В болотника, — помолчав, ответил за тетку Олег, и его голос предательски дрогнул. — Был лес, был и лесовой — его Хозяин. А стало болото…

С губ Демьяна сорвался хриплый стон, грудь слабо поднялась и опустилась. И только гнилая топь жадно клокотала внутри нового своего Хозяина.

Он был совершенно не красив. Леся рассматривала резкие, даже грубые черты его лица и ей казалось, что они вырезаны из камня небрежной рукой новичка. Крупный нос с широкими ноздрями, грубые брови, жесткие волосы на щеках, разрастающиеся в спутанную бороду. Если бы не мертвенная бледность и не заострившиеся черты, Леся признала бы в Демьяне зверя. Того, кем он являлся. Или мог явиться, сложись его путь иначе. Но мертвый волк слишком похож на пса. Так и Демьян на пороге смерти первый раз в жизни стал походить на человека.

А Леся все смотрела на него, внутренне ежась от неприязни. Лежащий на столе не вызывал в ней ни жалости, ни сочувствия. Хотя он был на самом краю. Это Леся чувствовала отчетливо, не задавая себе вопроса, откуда.

Может, по тому, как испуганно всхлипывала Стешка. Тянулась к брату, но не могла решиться и дотронуться до его влажного лба. А может, по оцепеневшему Олегу, который стоял у двери, по его побелевшим пальцам. Или по тому, как прижимался к Лесиному боку рыжеволосый мальчишка, доверчиво утирающий слезы об ее рубаху.

И уж точно по звеневшей в комнате ярости Аксиньи. Та кружила у стола, шептала себе под нос, вскидывая руки, складывала пальцы в горсть, рассыпала кругом пепел, пела что-то бессвязное. Но ничего не происходило. Внутри Демьяна булькало и клокотало, изо рта тянулась ниточка маслянистой, густой жижи.

— Обращается… Обращается… — проговорила Аксинья, словно наконец убедилась в том, что и так было очевидно, и медленно опустилась на пол.

— Матушка… — дрожащим голосом начала Стешка, но не посмела продолжить.

Аксинья подняла на нее глаза — черные от горя, бездонные от ярости.

— Я тебе не мать, поняла? — прорычала она. — Да пропадом вы хоть пропадите! Ты и братец твой, и мать твоя дура, и выродок этот проклятый! — Она выбросила вперед ладонь, указывая длинным сухим пальцем на рыжего мальчонку, спрятавшегося за спиной Леси.