|
Почти все старые девы, любительницы изящных искусств — ха-ха! — расцветающие сладкоголосые певички и сентиментальные рифмоплеты, размазывающие слезы с сахаром по страницам своих юношеских опусов, подскочили бы от ужаса, натолкнувшись на тех змей, что свернулись в кольца между страницами моих книг. Я не собираюсь наделять свои произведения каким-то особенным могуществом — наоборот, они очень сдержанные и спокойные. Но ты ведь знаешь, до чего чувствительно большинство людей. Он попросил меня прислать ему еще несколько стихотворений, в которых есть ритм! Ха-ха-ха! Но я уже вырос из подобных вещей. Единственное, о чем я жалею, — о деньгах, которые потратил на эту подписку. Такой журнал хорош для дилетантов — даже чертовски хорош, в определенной степени, но работая в нем вряд ли удастся достигнуть особых высот. Но он вполне сойдет для начинающих, которые ни разу еще не видели свои произведения напечатанными, или для дилетантов, которые никогда не смогут написать что-либо стоящее. Но он плох вот в чем — как, впрочем, и большинство этих журналов, — он с большой долей вероятности может сузить кругозор юного рифмоплета, но, черт возьми, если начинающий поэт позволяет лепить из себя черт знает что, значит, он никудышный человек. Я хочу сохранить письмо Скатто, меня оно очень повеселило.
Я получил первую из многочисленных отклоненных рукописей. Похоже, что мне так и не удастся ничего продать. Получил письмо от «Дома фэнтези». Я написал о «Железном человеке». В редакции мне сказали, что рассказ никто не видел, но они попытаются найти его. Я сказал, что перепишу его еще раз и отправлю, если им так и не удастся его найти. Надеюсь, что его все же найдут, и примут. Не понимаю, как письмо с четко указанным на нем адресом могло затеряться на почте. Мне также сказали — в ответ на мое замечание, что я работаю над продолжением истории о Стиве Костигане — «мы очень рады услышать, что Стив Костиган намерен снова появиться на страницах „Борцовских рассказов“. Мы здесь все за него». А следующие семнадцать рассказов мне вернут. Я не собираюсь обрушивать на головы редакторов проклятья, как когда-то. Я пишу хороший рассказ, они приходят от него в восторг, а в следующий раз я настолько отклоняюсь от принятых стандартов — неважно, в чем именно, — что они разочаровываются во мне и забывают про меня совсем. Ну что же… В любом случае приезжай сюда 18-го или в любое другое время. И отвечай поскорее. Фир Дан
Хэролду Прису, февраль 1930 года
Ты ведь сейчас в Канзасе, верно? Представляю, что ты чувствуешь. Я никогда не был в Канзасе и не хочу там оказаться. По мне, это самая мерзкая из всех задворок преисподней. Но такова жизнь. Недавно я посмотрел «Человека из Вирджинии», мне этот фильм вполне понравился. Но Бог мой, сколько в нем было всякой чепухи, хотя и показанной довольно убедительно. Зачем людям нужно быть такими чертовыми лицемерами? Конечно, он вешают тех, кто крадет скотину, — то есть тех, кто крадет — понемножку. Но главным удалось отделаться, и то же самое происходит сейчас в деловом мире. Я знаю, что говорю: я провел значительную часть своего раннего детства на ранчо, на земле фермеров. Кто из тех, кто сейчас стал магнатом по выращиванию скота, начал свое дело честно, не украв ни одной коровы? Ха! Все они были ворами. Они вешали людей за кражу скотины, которую сами же крали у кого-то другого. А после этого громогласно рассуждали о законе, о защите честного предпринимательства. Просто смешно. Почему они не признавались, что совершали преступления ради собственной выгоды? Но лицемерие настолько въелось в наше сознание, что даже люди с кое-какими проблесками ума не могут без него обойтись. Мне наплевать на тех, кто крадет скот, будь то мелкий воришка или крупный вор, но меня тошнит от укоренившегося в наших умах лицемерия. |
