Если бы я только мог писать стихи, как ты… но поэтами не становятся, поэтами рождаются.
Твой Р. Г.
Хэролду Прису,
сентябрь 1929 года.
Салям!
Я прочитал «Залив Судьбы», и эта книга оставила у меня неприятное ощущение. Помню, как несколько лет назад я купил журнал, в котором был напечатан один из тех рассказов. Некоторое время я жадно читал их и помню свое глубочайшее изумление, когда обнаружил, что герои были, оказывается, проклятыми оранжистами. Я был не только изумлен, но и поражен. Тогда я по своей необразованности считал, что единственные ирландцы, писавшие приличные вещи, были выходцами из Южных земель. Я, естественно, думал, что все ирландские писатели и мыслители — уроженцы Юга, а уроженцы Ольстера, сознавая свою физическую и умственную немощность, стараются как можно надежнее скрыть свой позор. Какая наивность! И тут этот оранжист, выставляющий напоказ этот позор, размахивающий позором своего народа прямо перед моими глазами — бесстыдно, во всей красе обнаруживая свои истинные взгляды и явно гордясь ими. Я часто испытывал шок после прочтения литературных произведений, но с этим вряд ли что-нибудь может сравниться. Я почувствовал себя оскорбленным. Наконец я все-таки снова взялся за эту опвратительную вещь и попытался читать ее, но вся прелесть уже улетучилась. Воспитанный в духе Мюнстера и Коннота, или, по крайней мере, впитавший в себя передаваемые из поколения в поколения традиции, я испытываю острую ненависть ко всему, связанному с оранжистами, и она совершенно естественна; она — часть меня, так же, как и любовь к родине и любовь к полосатому флагу, свойственная любому среднему американцу, вскормленному на идеологии бой-скаутов.
Но я знаю больше, у меня более широкий взгляд на вещи. Я уже не похож на моего старого приятеля ирландца из Лейнстера, которого едва не хватал апоплексический удар всякий раз, стоило кому-нибудь заикнуться о Белфасте. Но я до сих пор испытываю отвращение от всех этих оранжистских штучек, которыми пестрят все поздние произведения Бирна — хотя, может, и не все. Он с восторгом отзывался о национальных достоинствах своего народа — но я считаю, что он говорил неправду.
Однако не стоит отзываться плохо о мертвых, ведь он на самом деле любил Ирландию, даже если его чувства распространялись только на ее северную часть. Великий Боже, ну почему древние ирландские кланы должны были встать на сторону англичан? Конечно, Мак Фарлейны не могут похвастаться происхождением от норманнов. Либо они — коренные ирландцы, либо старейшины их кланов лгут, говоря, будто они произошли от парфян или египтян.
Но Бирн не может согласиться с такой страшной несправедливостью. Ему нужно обязательно впутать шотландцев, финикийцев и бог знает кого еще. Кого он прославлял в «Крестовом походе»? Конечно же, О'Нилов — Бог свидетель, что в их жилах течет только ирландская кровь, но главный герой — наполовину норманн, и почему же он тогда выбрал О'Нилов? Потому что они из Ольстера; может быть, это и есть причина, почему бог не проклял Ольстер много лет назад. Он отметает всякую мысль о том, что в жилах О'Доннелов может течь хотя бы одна капля другой крови. Их клан, как, впрочем и другие ирландские кланы, он называет аборигенами. Ты говорил, что он наполовину Д'Арси, кажется? У меня начинают появляться подозрения по поводу всего, что связано с кельтами. Я ожидаю, что за каждым прямым потомком Костованов и О'Брайенов скрывается Фитцпаул или Фитцджеральд.
Хорошо — я ничего не имею против древних ирландско-норманнских кланов. Но я бы хотел, чтобы к коренным ирландцам относились справедливо. Ни одна нация не является совершенной. Все люди — мерзавцы, в большей или меньшей степени; у каждого народа есть свои преступники и свои святые. Но какое мне до этого дело? Что мне Ирландия со всеми ее несчастьями или блистательными победами — если бы я вернулся туда, я был бы чужаком в чужой стране, у меня не было бы ни перед кем никаких обязательств. |