Я получил письмо от Хэролда. Он в Сан-Анджело и через неделю или две на месяц приедет в Браунвуд. Он ужасно зол на тебя и Труэтта — точнее, обижен и говорит, что это «должно быть, что-то личное», потому что вы двое так и не ответили на его письма. Он говорит, что у него «все-таки есть гордость, черт возьми». Пока Хэродд будет в Браунвуде, он даже не собирается беспокоить вас, пока вы сами не захотите поговорить с ним. Насколько я понимаю, я тоже вел себя по отношению к нему не слишком достойно, и мне стыдно за то, что мы так обошлись с ним. Я поеду в Браунвуд, чтобы повидаться с Хэролдом, и попробую уговорить его выбраться на несколько дней в Кросс Плэйнс. В письме я попытался сгладить само происшествие и объяснить, почему Труэтт на писал ему; я пытаюсь заставить его поверить в то, что равнодушие или какие-то личные мотивы тут ни при чем. Что касается всего остального, это уже не мое дело. Вам решать — мириться с ним или нет.

Отвечай поскорее.

Твой Р. Г.

Тевису Клайду Смиту,

июль 1929 года

Салям!

Я написал это письмо, в основном, для того, чтобы процитировать то, что написал мне Мэссер, редактор журнала «Современная поэзия». Я, конечно, крайне самоуверен; я никогда не отрицал этого. Я тщеславен и поэтому процитирую письмо полностью, или хотя бы его главную часть: «Я не знаю, кто вы; простите, но я никогда не слышал о вас раньше; но, клянусь Юпитером, мир узнает о вас в скором будущем, если вы сможете покорить еще более высокие вершины той темы, которая прослеживается в тех стихотворениях, которые вы прислали мне. Они великолепны! Вы должны избавиться от некоторых недочетов, как-то: использования „о'ег“ и прочих устаревших форм и выражений. Вы должны научиться выражать свою мысль более сжато — поэма об ужасах приобретает нужное звучание именно благодаря намекам, а не изобилию слов и сваленных в кучу образов и прилагательных. Но я вовсе не критикую ваши произведения. В действительности, ваши стихотворения очень порадовали меня, возможно, из-за того, что подобная тема находит отклик в моей душе (моя новая книга называется „В зарослях алоэ“, или „Книга неприятных стихов“, — видите, у нас есть что-то общее!). Жаль, что в обоих моих журналах так мало свободного места; мне не следовало бы добавлять никаких новых рассказов к уже имеющемуся огромному количеству, но я обязательно хочу опубликовать по одному вашему стихотворению в каждом журнале, и я с благодарностью напечатаю „Приливы“ в „Современной поэзии“, а великолепный „Алый гром“ в „Неделе поэзии“ Я очень сожалею, что ни один из журналов не в состоянии заплатить за стихотворения, но мы, разумеется, пришлем вам несколько бесплатных копий журнала».

Он также написал, что не смог найти Кросс Плэйнс в атласе, но хочет встретиться со мной в октябре, когда поедет в Даллас, чтобы читать там лекции о современной поэзии — я думаю, он собирается объехать со своими лекциями всю страну. Все это, конечно, очень хорошо, и я восхищаюсь его добротой, но с трудом могу разделить его энтузиазм. Я пишу, наверное, неплохие стихи, но Бог мой, в глубине сердца мне отлично известно, что я никогда не стану поэтом, и чем больше будут люди превозносить меня, тем больше я буду укрепляться в мнении, что мои стихи — просто пустая раковина; с виду они, может, и неплохие, но когда люди дадут себе труд внимательно проанализировать их, они не найдут в них ни глубины, ни цельности — а это как раз то, что должно отличать поэзию.