Спустя какое-то время я с великим трудом поднялся на ноги и, болезненно кряхтя, пустился на поиски своей шляпы. Все окрестные придорожные заросли были напрочь переломаны и примяты к земле, потому мне не стоило никакого труда разглядеть среди этих жалких останков растительности стоящего на четвереньках братца Медведя.
— Как ты там, Брекенридж? — слабым голосом окликнул он меня. — У тебя все нормально?
Возможно, моя одежда и оказалась изодранной сильнее, чем у него. Не спорю. Плюс — здорово разбитая губа, вкупе с парочкой треснувших ребер. Но зато я отлично мог различать большинство окружающих предметов, чего при всем желании никак нельзя было сказать о мо-ем двоюродном братце, поскольку его гляделки заплыли настолько, что могли лишь с интересом рассматривать друг друга сквозь ужасно узенькие припухшие щелочки.
— Еще бы! — с достоинством ответил я. — Полный о'кэй! Ну, а у тебя как дела, братец Бакнер?
Бедолага тяжко застонал, после чего предпринял поистине героическую попытку встать на ноги. Раза с третьего это ему наконец удалось. Он кое-как воздвигся среди окружающей жизни, сильно пошатываясь и хватаясь за воздух руками.
— Отлично! — гордо прохрипел он. — Просто здорово! Вот теперь я чувствую себя куда как лучше, нежели там, у тех костров в Каньоне Охотничьих Ножей! Понимаешь, когда мы едва унесли оттуда ноги и ехали с тобой стремя к стремени, чуть ли не обнявшись, я дико перепугался. Мне вдруг пришло в голову, что ихняя проклятая братская любовь ну вроде болезни, что ли. И еще мне на минутку даже показалось, будто я умудрился подцепить от них эту кошмарную заразу!
Глава третья
БУЙНОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО
На днях я получил письмецо от тетушки Сарагоссы Граймс. Тетушка писала так:
Дорогой Брекенридж!
Время — лучший лекарь! И мне думается, оно уже немного смягчило остроту тех чувств, какие еще совсем недавно испытывал в отношении тебя твой двоюродный брат Медведь Бакнер. Он тут заглянул к нам поужинать на другой же вечер после того, как ему наконец удалось подстрелить трех молодых Эвансов. Мне кажется, в более лучшем расположении духа Медведь еще не бывал ни разу с тех самых пор, как вернулся из Колорадо. Заметив это, я рискнула, как бы невзначай, упомянуть твое имя. И ты знаешь, на сей раз он даже ничуточки не побагровел! А ведь еще совсем недавно Медведь сразу становился бордовым, как переспелый помидор, едва в семейных беседах речь случайно заходила о тебе. Правда, на лбу и возле ушей у него вдруг выступили какие-то зеленые пятна, но я так думаю, это случилось лишь потому, что как раз в тот момент, когда я заговорила о тебе, Медведь слегка закашлялся и у него в горле, совершенно случайно, застрял небольшой кусочек медвежьего мяса. Мы с твоим дядюшкой долго колотили несчастного Медведя по спине, а когда тот злополучный кусочек мяса наконец выскочил обратно, твой двоюродный брат всего-навсего ограничился вполне связным рассказом о том, какую чудесную дубовую колотушку он припас, чтобы при первой же вашей случайной встрече начисто вышибить тебе мозги. Уверяю тебя, Брекенридж, до такой степени спокойно и рассудительно Медведь Бакнер не говорил о тебе еще ни разу за все месяцы, прошедшие с тех пор, как он вернулся в Техас! Честное слово! Более того, мне кажется, что он наконец избавился от своей навязчивой идеи сперва оскальпировать тебя заживо, а затем переломать обе ноги и бросить в самом сердце знойных прерий на корм стервятникам. А ведь еще совсем недавно Медведь клялся на Библии, что лишь надежда на осуществление этой заветной мечты придает хоть какой-то смысл его нынешнему земному существованию! Я почти уверена, что не пройдет и года, как ты уже сможешь, более-менее спокойно, встретиться с твоим любимым двоюродным братом, более не испытывая чрезмерных опасений за свою жизнь. |