– Бедный малыш! – Калландра тяжело вздохнула. – Ему не дашь на вид больше десяти или двенадцати лет… Впрочем, это трудно определить.

– Он утверждает, что ему шестнадцать, – ответила мисс Лэттерли, – только он вряд ли умеет считать.

– Когда это с ним случилось? Я имею в виду плечо.

– Я спрашивала. Он говорит, что попался на глаза Кейлебу Стоуну и тот избил его за дерзость.

Калландра невольно вздрогнула.

– В дальнем конце лежит женщина с порезанным ножом лицом. Она тоже говорит, что это работа Кейлеба Стоуна, но не объясняет, почему он это сделал, – рассказала она. – Это, похоже, очень жестокий человек. Она, судя по всему, до сих пор его боится.

– Ладно, мы вряд ли увидим его здесь, – сухо заметила ее собеседница. – Если только он не подцепит тиф. В заразный барак никто не заявится взыскивать долги, сколь бы велики они ни были, и никто не станет сводить здесь счеты. – Она окинула взглядом склад, напоминавший мрачную пещеру. – То, что они здесь терпят, хуже всякой мести.

– Отправляйся спать, – вновь приказала медсестре Дэвьет. – Иначе ты не сможешь работать, когда буду спать я.

Эстер с удовольствием подчинилась. Девушка боялась даже представить, насколько она устала, иначе ей просто не удалось бы работать дальше. Теперь, наконец, она могла пройти в маленькую комнату по соседству, где лежала куча лишней соломы, и устроиться на ней в темноте, отрешившись от своих обязанностей, позабыв на время об отчаянных стонах и окружавших ее людских страданиях. Ненадолго можно было позволить себе забыть обо всем и погрузиться в забытье сна.

Но солома оказалась колючей. С тех пор как мисс Лэттерли служила в Скутари, прошло уже немало времени, и ощущение полного бессилия перед лицом нечеловеческих страданий успело выветриться из ее памяти, поэтому ей стало не так легко заставить себя думать о чем-нибудь другом. Она по-прежнему напряженно прислушивалась к долетавшим в ее каморку звукам, а тело ее оставалось напряженным, словно ей, несмотря на все то, о чем она сейчас говорила, следовало вновь вернуться к больным и помогать им, не жалея сил.

Однако Эстер понимала тщетность собственного порыва. Она лишь выбьется из сил и не сможет сменить Калландру с Кристианом, когда те отправятся отдыхать. Ей необходимо заполнить голову другими мыслями, заставить себя думать о чем-то таком, что поможет ей выйти из ее нынешнего состояния.

Мисс Лэттерли вспомнила об этом совершенно неожиданно, вопреки воле разума, подсказывавшего ей противоположное. Возможно, так получилось потому, что она сейчас лежала в неудобной позе в маленькой незнакомой комнате, находясь на пределе физических сил и на грани морального опустошения, но мысли о Монке вдруг пришли к ней, словно она снова ощутила рядом с собой тепло его тела и запах его кожи, словно ей впервые в жизни показалось, что их больше не разделяет ссора, что между ними нет больше пропасти или какой-либо иной преграды. Ее бросило в жар от воспоминания, с какой неистовой страстью она тогда прижалась к Уильяму, подарив ему тот горячий поцелуй, так и оставшийся единственным. Девушка тогда вложила в него всю свою душу, весь разум и волю. Они с Монком не виделись после завершения расследования дела Фэррелайна. Обжигающее отчаяние той последней встречи, казалось, до сих пор преследовало их обоих, сразу овладев ими настолько, что они тогда не успели ощутить ничего, кроме взаимной неловкости.

Теперь, если они встретятся вновь, у них все будет иначе. Никто из них уже не сумеет отказаться от прежних воспоминаний или забыть о них. Что бы детектив теперь ни говорил, как бы себя ни повел, Эстер знала, что в те минуты, когда они заглянули смерти в лицо, оказавшись в запертой комнате, Монк сделался самим собой, сбросил личину, служившую ему надежной защитой, и явил в глазах девушки подлинную страсть и нежность, заставившую ее убедиться в том, что этому человеку знакома настоящая любовь.