После всего, что случилось с ней, мужчины перестали существовать для нее.
Давид Исаевич преподавал на курсах. Марта относилась к нему лишь с сухой благодарностью за то, что он помог ей. Зато он, похоже, положил на нее глаз.
— А вы очень прелестны, дитя мое, — как-то сказал он.
И прошелся по ней масляным взглядом. Марту передернуло. Он сразу стал ей неприятен до омерзения.
— Я вам не дитя…
Ее неприязнь отразилась в этой фразе.
— Марта, мы же с вами культурные люди, — надменно произнес он. — И для нас «дитя мое» не имеет предосудительного оттенка…
Он понес какую-то интеллектуальную чушь. Марта слушала его вполуха. А мысленно посылала его куда подальше. И не только мысленно.
— Идите вы к черту!..
Ну не выдержала она, когда Давид Исаевич словно невзначай положил руку ей на талию.
На всех она производила впечатление тихой застенчивой девушки с периферии. В сущности, так оно и есть. Но это же вовсе не значит, что с ней можно так вольно обращаться.
— Фи, как некультурно, — сморщился он.
— Зато так говорят в народе. Вы же сами говорили, что театральное искусство питает свои корни в народной среде…
Давид Исаевич внимательно посмотрел на нее. Мысленно сделал какой-то вывод. Покачал головой.
— А вы, Марта, не так просты, как кажетесь…
— А простушки, Давид Исаевич, дома сидят…
Она эффектно отвернулась от него, грациозной походкой зашагала по длинному коридору. И все время, пока оставалась в поле его зрения, чувствовала на своей спине его восхищенный взгляд.
Марта старательно посещала курсы, числилась у преподавателей на хорошем счету. Только никакого морального удовлетворения ей это не доставляло. Охладела она к театру. Не было того вдохновения, которое толкало ее в Москву на актерское поприще не далее как год назад. И все из-за этих трех негодяев. Эти мерзавцы отравили ей жизнь…
Физические нагрузки, занятия на курсах уже перестали давать анестезирующий эффект. Все чаще Марта уходила в себя, давала волю своим переживаниям. Она ненавидела негодяев-насильников и мысленно призывала на их голову божью кару.
— Марта, перестань киснуть! — одергивала ее Люба. — Перестань киснуть, иначе прокиснешь…
— И кому ты будешь тогда нужна? — вторила ей Анка.
Обе крепкие, выносливые. Настоящие спортсменки. Когда-то они всерьез занимались спортивным многоборьем. Но продержались в большом спорте только до двадцати лет. На большее их не хватило. Сейчас они также занимались спортом, не менее серьезно, чем раньше. Но как будто больше для себя, чем для кого-то…
— А я и сейчас никому не нужна, — всхлипывала Марта.
— Глупая! Ты мне нужна, — говорила Люба.
— И мне, — добавляла Анка.
И стоило Марте еще раз хлюпнуть носом после подобного объяснения, Люба немедленно объявляла внеплановый кросс. И не отказаться…
А летом Марта провалилась на вступительных экзаменах.
Дома она плакала навзрыд.
— Они… Она… Им не понравились мои зубы, — ревела Марта.
Весь верхний ряд передних зубов у нее был сплошь золотой. И все из-за этих подонков-насильников.
— Я их ненавижу! Ненавижу!.. Я бы убила их…
Если честно, ее зубы были ни при чем. Марта не смогла выдержать конкурс из-за того, что играла без вдохновения. Просто отрабатывала свой номер. А не заметить этого мог разве что слепой.
Но она справедливо обвиняла во всех своих неудачах трех негодяев. Ведь это они сломали ее внутренний стержень.
— А тебе что, стало бы от этого легче? — неожиданно всерьез спросила Анка. |